Игорь Ефимов - Гении и маски. О книгах Петра Вайля

Не исключено, что сам Макиавелли, ознакомившись с этим портретом, ничуть не огорчился бы. Возможно, он даже принял бы предложенную ему маску и присоединился бы — ради отдыха и веселья — к карнавальному плаванию. Сегодня он может себе это позволить. За прошедшие полтысячелетия дорогие его сердцу идеалы и методы республиканского правления, исследованные — отраженные — проиллюстрированные им в его двух главных трудах — «Комментариях к Титу Ливию» и «Истории Флоренции», произвели такое влияние на умы и сердца поколений, реализовались в политческом устройстве таких прославленных государств (Швейцарии, Америки, Англии, всех Скандинавских стран), что горечь разочарования ему не грозит. И даже репутация политического циника живет лишь в умах, питающихся расфасованными мифами истории. Люди, читавшие Макиавелли непредвзято, своими глазами, легко разглядят, что его «Государь» — вовсе не инструкция безжалостному правителю, а сатира на тиранию, которой подошел бы подзаголовок «Похвала деспотизму» — по аналогии с вышедшей в те же годы «Похвалой глупости» Эразма Роттердамского.

Однако, если мы снимем с Макиавелли маскарадный наряд, что обнаружится под ним? Политик и дипломат, верно и страстно служивший Флорентийской республике. Командир, водивший созданные им самим батальоны на битву с врагами. Автор политико-философских трактатов, сохраняющих свое значение и в наши дни. Борец с деспотизмом, поплатившийся за свои принципы тюрьмой и пыточной камерой. Судите сами, годится ли такой персонаж для веселого плавания?

Половина выбранных для книги гениев принадлежит XX веку. Естественно, среди них представлены и четверо художников, работавших в новейшем жанре — кино. И два режиссера, чье творчество окрашено трагическими чертами, составляли определенную трудность для автора. Но он проявил свою обычную изобретательность и элегантно обошел очередное препятствие.

Создатель знаменитых кинотрагедий, Лукино Висконти («Рокко и его братья», «Смерть в Венеции», «Гибель богов») представлен как эстет, умеющий наслаждаться даже мрачными поворотами в судьбах героев. Разве он сам не сказал про свою профессию: «Мы, режиссеры, все — шарлатаны. Мы вкладываем иллюзии в головы матерей и маленьких девочек… Мы продаем любовный напиток, который на деле вовсе не волшебный эликсир (404). Самый страшный фильм о приходе к власти нацистов в Германии — «Гибель богов» — описан просто как история распада одной немецкой семьи. «Висконти — специалист по распаду. Он любуется трупными пятнами, вдыхает аромат гниения, вслушивается в предсмертные всхлипы. Все это — в великолепии интерьера» (ГМ-407).

Вообще, тема Второй мировой войны затрагивается в книге крайне редко, вскользь. Упоминается, например, фильм Спилберга «Список Шиндлера», в котором герой спасает — выкупает у немцев — обреченных на смерть евреев. «Шиндлер выкупает евреев не потому, что так правильно… а потому, что так проще и безопаснее. Деньги выступают разменной монетой здравомыслия. И возможно, будь у Шиндлера столько денег, сколько у Спилберга, Холокоста бы не было» (ГМ-420).

Знаменитые трагикомедии Федерико Феллини — «Дорога», «Ночи Кабирии», «Сладкая жизнь», «Восемь с половиной» — отодвинуты на задний план. На переднем снова «Сатирикон» — теперь уже феллиниевский. И еще «Казанова». Потому что важно представить Феллини прежде всего цирковым режиссером. Ведь главные герои у него — всегда клоуны. Он сам определил духовный кругозор своих персонажей как «озабоченность гастро-сексуальными вопросами». «В этой шутке — программная установка на всю полноту бытия. Полноту как хаос, как действие разнонаправленных сил, из которых более всего интересны неизученные и непредсказуемые: оттого он так держится за карнавал… за клоунов, за музыку Нино Рота, от первых тактов которой начинали приплясывать цирковые лошади» (ГМ-417).

Бедные недобитки, скорее всего, опять поднимут бубнеж. О чем? О том, что у них — за неимением копыт — от музыки Нино Рота старомодно и примитивно сжимается сердце? Но не довольно ли жалоб, брюзжания, сетований, упреков устроителю такого замечательного карнавала?

Смотрите — корабль готов к отплытию.

Он сияет огнями, как в фильме «Амаркорд».

Волшебные впечатления ждут тысячи туристов, собравшихся на палубе.

Они могут быть уверены, что перед ними откроются пальмы и пляжи сказочной красоты, соборы потрясут величием, знаменитые художники, поэты, писатели озарят блеском своего таланта, комики в барах развеселят своими шутками. Цветы и фрукты будут переливаться всеми красками, нью-орлеанские устрицы порадуют свежестью, а креветки по-каджунски опалят небо и гортань. Все-все будет подлинным, и только звери и ящеры человеческих страстей окажутся резиновыми и надувными. Как в Диснейленде — можно без опаски брать с собой детей.

Нам же, топчумщимся на причале, лишенным — самим себя лишившим! — радостей карнавала, остается только махать платками и подавлять завистливые вздохи. Если удастся разглядеть на мостике седобородого капитана с развевающейся шевелюрой, мы можем крикнуть ему вслед — повторить слова прибалтийской девушки, глядевшей в спину своему другу, убегавшему в шалман с только что заученными строчками Мандельштама на устах: «Как в тебе все это сочетается?!» (СПМ-135).

Но не спешите расходиться, недобитки.

Да, не спешите расходиться. Вам тоже приготовлен сюрприз. Прямо у причала, для таких, как вы, — то есть не ждущих от царства Культуры сплошного праздника — приготовлен туристский автобус — поскромнее, но тоже весьма добротный. Под его дымчатами окнами светится надпись «Карта родины». Под ней — буквами помельче: «Веселье не гарантируем».

А кто же за рулем?

Да, все он же — Петр Вайль. Переоделся в штатское, натянул кепку, снял портупею. Маску тярикуби заменил маской отафуку : «цвет лица бледный, выражение постное» (ГМ-327). Оглавление обещает, что извилистый маршрут пройдет через Сибирь и Дальний Восток, Кавказ и Соловецкие острова, Балтику и Среднюю Азию. Будут даже встречи с философами: Кантом, Леонтьевым. И с политическими деятелями: Лениным (убивал зайцев прикладом ружья), Сталиным (был непрочь пошутить). Будет даже заезд в зону настоящих боевых действий — в Чечню. Кровь, трупы, развалины… Какой уж тут праздник!

Обещаны и встречи с писателями, поэтами, художниками. Так как веселье не включено в программу поездки, они предстанут без ретуши — часто с горестными чертами. Андрей Платонов — с его страшным «Котлованом». Дом-музей Николая Островского — с букетом резиновых роз. Максим Горький — восхваляющий истребительно-трудовые лагеря на Соловках. Василий Шукшин — и как он горько переживал недовольство односельчан, осуждавших его фильмы и рассказы. Кинорежиссер Алексей Герман — и его черный-черный фильм «Хрусталев, машину!» (здесь все же не обошлось без смешного — рассказано, как по-разному пукают трупы в морге).