Владимир Гаков - Больше чем фантаст

Начать с того, что родился он никаким не Теодором Старджоном! Когда в семье бизнесмена Эдварда Уолдо, торговавшего красками, смазочными материалами и прочими нефтепродуктами на Стейтен-Айленде – одном из главных островов, на которых расположен нынешний Большой Нью-Йорк, – появился на свет второй сынишка, мальчика в честь отца назвали Эдвардом Хэмилтоном. Произошло это 26 февраля 1918 года.

Почему и как он впоследствие стал именоваться Теодором Старджоном (правильнее было бы произносить Стёрджон, ну да поздно что-либо менять – прижилось...), – об этом чуть поз— же, а пока несколько слов о «корнях» и «почве»; в творчестве всякого художника они рано или поздно, да проявятся. Иначе говоря, речь пойдет о родителях и годах детства Эдварда Хэмилтона Уолдо.

Отец его вел род от французских и голландских первопоселенцев, отправившихся искать счастья в Новый Свет еще в XVII веке. Трудно сказать, как бы сложилась судьба будущего писателя, если бы отец вскоре не бросил семью; мальчику тогда не исполнилось и шести лет. Фактически, главную роль в его воспитании всегда играла мать – Кристин Дикер, предки которой обосновались в «английской» Канаде. Она сама писала любительские пьесы, сочиняла стихи, рисовала и преподавала литературу в школе. Очевидно, что всеми своими художественными пристрастиями будущий «Теодор Старджон» всецело обязан ей.

А вторым обстоятельством, во многом определившим бунтарский, иконоборческий характер его сочинений, стала религия. Точнее... определенный «перебор» ее в семейной генеалогии. Мальчику словно на роду было написано принять церковный сан: со стороны отца – восемь священнослужителей различных рангов [1] Среди них — двоюродный дед (архиепископ аж всей голландской Вест-Индии!), прадед (архиепископ Квебека), дядя (священник на острове Ньюфаундленд). — Здесь и далее — примечания автора. ; да и тетка по материнской линии также была замужем за английским священником! Будешь тут сыт «культом» по горло...

Как бы то ни было, до 12-летнего возраста Эдвард вместе со старшим братом Питером регулярно посещали воскресную церковную службу. Правда, частенько им удавалось отлынивать, пользуясь родительской привычкой вставать поздно по выходным. Братья предпочитали проводить время за чтением юмористического журнала, а к вечеру сочиняли более или менее правдоподобную «легенду» о том, что происходило на утренней проповеди.

В сочинении красочных и убедительных версий, ясное дело, особенно преуспел младший брат, Эдвард. И неудивительно, принимая во внимание его будущую писательскую карьеру.

Когда мальчику исполнилось девять лет, родители окончательно оформили развод, и отец уехал в расположенный поблизости Балтимор, где снова женился. А спустя два года в жизни Эдварда возник отчим. С ним-то, ученым-литературоведом Уильямом Старджоном, заведовавшим кафедрой литературы романтизма в одном из местных колледжей, у мальчика и начались проблемы.

Не то, чтобы новый муж матери недостаточно любил обоих пасынков или уделял мало внимания их воспитанию. Вовсе нет! Он даже пошел на официальное усыновление Эдварда, которому давно нравилось имя Тед; так, приняв новое крещение, юноша на всю оставшуюся жизнь стал Теодором Хэмилтоном Старджоном. Но... Как и в случае с религией, – снова произошел перебор.

Любовь отчима к литературе была слишком фанатичной, не терпящей конкуренции, и всех окружающих он оценивал исключительно по серьезности их отношения к «серьезной» литературе. Братья же, хотя и любили читать, особой склонностью к наукам и усидчивостью не отличались. Особенно Эдвард – сколько он себя помнил, его всегда отличала особая любовь к непослушанию, выросшую в отличительную черту, своего рода фирменный знак будущего Старджона-писателя.

Его словно с детства перекормили всевозможными заповедями и нормами, правилами приличия и запретами. И когда литература предоставила возможность в полной мере выразить собственную сущность, оказалось, что первое и главное, на что ополчился и чему объявил священную войну писатель Старджон, – это Норма. То, что полагается делать и чему полагается следовать всем законопослушным гражданам. И тут, конечно, лучшего жанра, чем научная фантастика, было не найти!

Впрочем, все это проявится позже. Пока же перед выпускником американской elementary school (примерно соответствует младшим классам нашей обычной средней школы), проведшим также некоторое время в частной семинарии, встал вопрос выбора жизненного пути.

К тому времени семья перебралась в соседнюю Филадельфию, и поступление в местную high school (соответственно, «наши» старшие классы) представлялось 12-летнему юноше сущим адом. Надо знать фанатичную зацикленность американских школ и университетов на спорте, чтобы понять чувства, испытанные худым, хилым подростком, одним своим видом напоминавшим рекламу спортивного инвентаря (той ее части, где показано, какими вы были до начала активных физических упражнений!..), при виде более накачанных сверсников-абитуриентов! На вступительных экзаменах он представлял собой настоящее посмещише для одетых в модные тогда бриджи и стильно подстриженных местных хлыщей: «шкиля-макарона» в уморительных детских коротких штанишках, с копной нечесаных пшеничных волос, да еще и прикативший на самокате! Короче, как вспоминал Старджон, он от стыда был готов провалиться под землю, в первый же день получив положенную порцию обидных шуточек по поводу «маменькина сынка» и «деревенщины»...

А самое главное – ему совершенно не хотелось учиться.

Как бы то ни было, экзамены он сдал успешно. Что же касается взаимоотношений с одноклассниками, то все волшебным образом изменилось в тот день, когда молодой Старджон любопытства ради заглянул в гимнастический зал, где как раз тренировались члены школьной сборной. Вид параллельных брусьев и того, что на них выделывали его сверстники, настолько поразил юношу, что он всерьез «заболел» гимнастикой. С неистовством фанатика он отныне вставал с постели в пять утра, заканчивая тренировки поздним вечером. Результаты не замедлили сказаться: не прошло и года, как он прибавил в весе почти 30 килограммов и накачал изрядные мускулы. По крайней мере, шутки и подначки в классе на его счет разом прекратились. На втором году обучения он уже был капитаном школьной гимнастической команды, а еще год спустя сам помогал преподавателю проводить занятия среди новичков.

Теперь будущее представлялось в более или менее определенном свете. Молодой Старджон уже задумывался над карьерой профессионального акробата в цирке Барнума, тем более, что из престижного, известного на всю страну местного Университета Темпл ему прислали грант на двухлетнее обучение и одновременное преподавание после окончания школы.