Станислав Борзых - Тотальность иллюзии

Во-вторых, соглашение предполагает некую долю контроля над людьми, его на себя принимающими. Масштаб, разумеется, очень сильно варьируется в зависимости от сферы охвата самого договора, но раз уж мы рассматриваем социальную его разновидность, то придётся сосредоточиться именно на ней. В таком случае нелишним будет вопрос о том, что конкретно регулируют принятые правила и нормы.

Прямо сейчас я сижу за своим компьютером и набираю на клавиатуре эти строки. Осуществляется ли за мной наблюдение и принуждают ли меня к определённым действиям? И да, и нет одновременно. Прежде всего, нужно указать на то, что масштаб контроля за мной со стороны общества в данный момент не очень велик. В конце концов, социуму всё равно, что я, например, сутулюсь, несмотря на то, что сгорбленность в ряде культур не поощряется. Я также могу ковырять в носу, чесать неприличные места (а они существуют?) на своём теле, грубо (это как?) выражаться и т.п. В силу того, что меня не видят и не слышат – я волен решать сам. Тем не менее, я не стану кричать, биться в стену к соседям, прыгать и т.п. потому, что рядом находятся люди, и они сдерживают мою свободу.

Но существует и более скрытое влияние. Скажем, я соблюдаю правила языка, когда набираю эти строки, я одет и, пожалуй, главное, я полагаю, что моё теперешнее занятие, вообще говоря, стоит одобрения. Данный контроль оказывается опосредованно – через убеждения, системы оценок, принципы коммуникации и т.д. Никто не принуждает меня носить одежду, но я так привык к ней, что мне кажется, будто так и надо поступать, хотя мне и несложно предположить, что без неё мне было бы куда как комфортнее. Всё это указывает на то, что давление всё-таки имеет место быть.

Однако вместе с тем, его нет потому, что я меняю позы, могу сходить в туалет, попить водички и т.п. В действительности огромное количество моих поступков никак не контролируется. Я – свободный человек, и мне нет нужды в том, чтобы за мной постоянно присматривали, хотя этого, по большому счёту, и не надо. Но важно другое. Данный текст таков, каков он есть. Я использую определённые слова и обороты, расставляю их так, как мне этого хочется, выбираю скорость печати и т.п. По сути, я пребываю в рамках некоторого диапазона. Чтобы меня поняли, я должен соблюдать ряд правил языка, но в них мне предоставлен выбор.

Поэтому данный вывод дополняет первый. Есть не только очерченная область, в которой мы все взаимодействуем друг с другом, но и границы применимости правил в ней. Если человек не разрушает системы своими поступками, то они позволительны. И, как и в случае с законодательством, нормы имеют рамочное устройство и даже не стремятся регулировать решительно всякое поведение.

Кроме того, нам навязывают не столько сами правила и законы, но, скорее, принципы их построения. Например, убивать и воровать – очевидно, разные вещи. Но и то, и другое наносит окружающим вред, а, следовательно, запрещено. Конечно, нельзя установить границы так, чтобы их не рассматривали превратно, что усугубляется сложными ситуациями, такими, например, как самооборона. И, тем не менее, система функционирует, чего от неё и ожидают.

Наконец, в-третьих, нормы организуются в единую систему. Это означает, что они существуют и действуют не изолированно, но целым комплексом, поддерживая и дополняя друг друга. Эта их взаимосвязанность является обязательным условием их эффективности. Кроме того она позволяет соединять, казалось бы, разрозненные части социального мира в нечто, поддающееся полноценному осмыслению. Если бы они были, напротив, разобщены, то социум бы распался, образовав более мелкие групповые единицы с собственной структурой правил.

Системность норм вовсе не случайна. Прежде всего, она помогает усвоению. Нет нужды всякий раз обращаться к руководству, чтобы понять, как себя вести, если одни правила работают и в смежных, а равно и удалённых областях человеческого общежития. Именно поэтому нам кажутся нелогичными чужие языки – просто мы учимся другим требованиям.

Кроме того, система всегда экономна. Опять же нет необходимости в том, чтобы разрабатывать сложный кодекс поведения, если весь он умещается в рамки небольшого количества норм или, лучше сказать, принципов их построения. Это обстоятельство тесно соприкасается с предыдущим выводом и выносит его на новую высоту, позволяя снова легче усваивать на самом деле весьма условные правила.

И ещё одно. Система не страдает от внутренних противоречий. Конфигурация норм, по понятным причинам, это компромисс. В силу действия ряда параметров, о которых речь пойдёт ниже, договор заключается в некотором виде. Он никогда не является идеальным, а, следовательно, в нём почти неизбежно (не будем исключать эту возможность) наличествуют ошибки, которые ведут к его дискредитации и, тем самым, к необходимости принятия нового. Чтобы избежать этого, вокруг дефектов организуются более приемлемые правила, вуалирующие и узаконивающие их.

Помимо прочего, в ходе своего функционирования, система подвержена опасности потери тех или иных норм, что негативно сказалось бы на ней, если бы она не была устроена в структуру. Правила имеют свойство меняться со временем и поэтому уничтожать или принижать другие. Таким образом, утрата каких-то элементов могла бы по цепочке затронуть целое. Однако этого не происходит потому, что важны не отдельные требования, но их общий вид. Тут сложно говорить конкретно, но я бы предположил, что присутствуют центральные принципы, не поддающиеся, по крайней мере, резким трансформациям, а все прочие работают так, чтобы их исчезновение не стало критичным для всех остальных. Как бы то ни было, но важно понять, что организация не случайно создана такой, чтобы быть относительно устойчивой к пертурбациям как внутри неё самой, так и снаружи.

Объяснив то, что в общем виде представляет собой договор, я теперь могу обратиться к тем вопросам, которые непременно возникают при рассмотрении его нормального функционирования, а также возникновения. В этой связи нужно поставить следующие проблемы. Первая – каким образом соглашение появляется на свет. Судя по разнообразию культур, договоры отличны или нам надо доказать обратное. Вторая – каковы условия его заключения. Определяют ли особенности среды его конечный вид. Третья – как соглашение реализует своё бытие во времени. Человеческие общества живут обычно долго, что требует сохранения хотя бы некоторых точек соприкосновения между поколениями. И четвёртая. Какую роль в их создании играют сами люди, которые затем станут их соблюдать. Неужели наше положение всецело предопределено или же мы способны как-то воздействовать на то, чему потом подчинимся.