Станислав Борзых - Тотальность иллюзии

Следовательно, наше участие в договоре априори является самой его сутью. Соглашение – это наше же собственное движение в процессе совместного общежития. Если я говорю, то язык существует. То же самое касается и более обширных категорий социального бытия. Пока мы взаимодействуем друг с другом, наши отношения живут, как только мы перестаём контактировать – они отмирают. В этом смысле договор бессознателен. Однако есть ли целенаправленное его изменение? И да, и нет.

Прежде всего, нам всем крайне трудно и столь же крайне редко нужно подвергать базовые понятия сомнению. Если вы начинаете критиковать устои, то скоро окажетесь ни с чем, а, точнее, с ними же, но без какого-либо удовлетворения от того, что вы их всё-таки разделяете. В данном отношении мы все – рабы тех привычек, которые усвоили. Но ведь и в их границах существует возможности манёвра, а потому хотя бы некоторые члены группы были в состоянии воспользоваться ими.

Реконструировать столь далёкие события – неблагодарное дело. Но нам и нет в том нужды. То, как мы продолжаем претворять в жизнь наше общество, ничуть не отличается от поведения наших предков. Как, например, вы заставляете кого-нибудь соблюдать нормы и правила? Если вы не в силах подавить его физически, вам необходимы союзники, т.е. дополнительные голоса в вашу пользу. Но не проще ли в самом нежном возрасте воспитать в человеке некоторые представления, чтобы он даже и не помышлял о нарушении договора? Конечно, проще. И так, собственно, дело и обстоит. Кроме того, самим фактом приверженности правилам мы создаём определённую реальность. Ведь если я не бью посторонних налево и направо, то у них не найдётся оправданий так себя вести и по отношению ко мне. Вопрос, следовательно, должен ставиться следующим образом – а почему мы вообще склонны к внушению?

На него есть простой ответ. Мы так устроены. На самом деле нам остро необходимы правила, в которые мы могли бы поместить себя и окружающих, чтобы мир стал предсказуем. Мы постоянно выстраиваем причинно-следственные связи, не имеющие никакого отношения к реальности, но они также нужны. Мы чтим тех, кто наверху, или, по крайней мере, рационализируем их положение. Мы создаём себе начальников, часто их выдумывая. И т.д. и т.п. Любопытный читатель может обратиться к обширной литературе, посвящённой физиологии человека, с тем, чтобы убедиться в моей правоте. Однако, возвращаясь, к тому, что было сказано выше, стоит снова повторить – это всё вера. Без неё, по-видимому, люди не существуют.

Таким образом, самим фактом своего присутствия мы, безусловно, вносим искажения и возмущения в общее социальное полотно и одновременно его поддерживаем. Но делаем мы это не сознательно, а походя, как бы между прочим. А если мы что-то намеренно пытаемся изменить, то действуем опять же, следуя тому, что уже усвоили и потому остаёмся в заданных рамках. В действительности выйти за пределы общества, будучи воспитанным внутри него, не то, чтобы сложно, но невозможно. Однако не стоит забывать, что последнее состоит из отдельных людей, и на основе именно этого материала оно получается таким, каким мы его знаем.

Теперь, определившись с предыдущими проблемами, мне остаётся перейти к последней. Но прежде чем я к ней приступлю, я хочу затронуть один крайне важный и уже упоминавшийся вопрос, имеющий к ней непосредственное отношение. Он сводится к тому, чтобы понять, существует ли разница между культурами или договорами, либо же она настолько мизерна, что ею можно и пренебречь.

Всякий раз, когда на горизонте возникают подобные вопросы, в голову приходит понятие «детализация». Для своих студентов я придумал такой пример. Вообразите себе круг, который нужно описать с помощью наложенной на него матрицы, имеющей определённое количество квадратных ячеек. Если даже малейшая деталь этой фигуры попадает в одну из ячеек, та закрашивается, если нет – ничего не меняется, и квадрат остаётся чистым. Каков должен быть размер ячеек, чтобы точно обрисовать нашу картину?

Ответа на этот вопрос попросту не существует. Единственное, что можно сказать, что ячеек не должно быть меньше четырёх, иначе мы опишем не круг, а квадрат. Любое другое число приемлемо на том основании, что дальнейшая детализация – это наша прихоть, но не действительное требование задачи. Кстати, постоянное сегодня улучшение разрешения экранов сталкивается с той же проблемой. Нет какой-либо видимой причины для того, чтобы оно росло.

То же самое касается и общества. До какой степени абстракции мы готовы дойти в стремлении к универсализации? Если остановиться сразу за утверждением о том, что все люди устроены одинаково, то получится, что культуры столь же однообразны. Если обратиться к условиям существования человеческих популяций, то выйдет, что они весьма несхожи, хотя, по видимости, и наблюдаются точки соприкосновения. Если же включить сюда расхождения в истории и внутренней логике, то мы столкнёмся с тем, что будем вынуждены задокументировать тотальную уникальность всякой группы. Выбор определяет конечный результат. Однако в силу того, что я изначально стремился показать общую судьбу всех людей на нашей планете и рассматривал социум как некую абстракцию, итог, я надеюсь, ясен.

Как уже многажды было вскользь замечено выше, договор не появляется из-за сознательных усилий людей по его заключению, но, напротив, всегда уже существует. Мы рождаемся с готовностью принять на себя обязательства по соблюдению ряда правила, а все расхождения между ними как раз и объясняются различиями, указанными в предыдущем параграфе. Поэтому нет нужды говорить о том, что культуры одинаковы, но не в своих проявлениях, которые весьма трудно смешать друг с другом, а в своих базовых основаниях.

Вследствие этого вопрос, поставленный мною в начале, теряет смысл. Культура или договор не появляются в строгом значении этого слова, как нечто, вышедшее из небытия, но подспудно всегда уже присутствуют в нас и среди нас. Просто в силу случайного стечения обстоятельств каждый рождается в некотором месте, которое находится в определённом регионе Земли, которое имеет свою историю, соседей и т.д., и которое уже отбраковало правила и нормы по своему усмотрению. Но в том, что соглашение есть, все территории и времена равны.

Из этого можно заключить, что социальный договор – это та общественная природа человека, которая, находясь в рамках заданных внешних условий, регулирует его поведение в принятом ею диапазоне возможностей. Вопросу о том, каким именно образом определяется этот диапазон, будет посвящён следующий раздел.

Вопрос, к которому я теперь приступлю, может показаться несколько странным. Зачем вообще оценивать социальный договор? Если он работает, а в противном случае его бы перезаключили, то к чему выяснять, насколько он плох или, наоборот, хорош? Однако не всё так просто, как кажется на первый взгляд. В действительности всякое соглашение, как я уже описал, помещает человека в заданные рамки, а последние не обязательно приводят к тому, чтобы индивид чувствовал себя в них комфортно. Именно об этом я и буду вести речь в данном разделе.