Анатолий Ланщиков - Достоверность характера

В. Быков не просто ставит различных людей в раз­личные сложные ситуации, дабы посмотреть — а что из этого получится. Он, как правило, исследует человеческие характеры в развитии, хотя в конечном счете и сталкивает их в одной конфликтной ситуации. Нетрудно заметить и такую особенность: почти все быковские герои проходят через две стадии испытаний.

Первая стадия — начальный этап войны, когда каж­дый человек как бы проходит испытание на излом. Хотя В. Быков никогда не дает развернутых биографий своих героев и не уводит читателя в пространные ретроспекции, но зато он всегда выделяет какой-нибудь главный эпи­зод из жизни героя, относящийся именно к первым меся­цам войны. (Тут достаточно вспомнить хотя бы Сотнико­ва, Рыбака, комбрига Преображенского, Ананьева, Брит­вина.) Для писателя очень важна вот эта их первая ре­акция. Сотников, скажем, не похож на Рыбака, а Брит­вин на Ананьева, но они непохожи друг на друга даже не ввиду различия их характеров и биографий, их непо­хожесть в большей степени обусловлена различием их первых реакций на войну как на новое условие жизни.

Вторая стадия — это тот период, когда война стала или становилась уже повседневным бытом, когда та или другая в какой-то степени устоявшаяся философия могла подвергнуться неожиданному испытанию на универсаль­ность. Вот этот момент обычно и становится содержанием быковских повестей, но, будучи замкнутым на развиваю­щиеся характеры, оно всегда как бы выходит за пределы описываемого эпизода и включает в действенный ряд все предшествующие этому эпизоду события в жизни героев, отсюда и емкость быковских произведений.

Если на «первой стадии» испытываются на излом ха­рактеры людей, то на «второй стадии» такому же испы­танию подвергается их жизненная философия, в какой-то мере даже перекрывающая характеры самих героев. Фи­лософия Рыбака при, казалось бы, ее универсальности в новых условиях войны, как выяснилось, чревата преда­тельством. Философия Бритвина при всей ее нацеленности на тотальную борьбу с врагом чревата абсолютизацией жестокости и оправданием жестокости. Философия Сот­никова основана на том максимализме, который в слож­ных условиях войны может тоже обернуться ненужной жестокостью (случай со старостой). Философия Ананьева, вобравшая в себя принципы стихии народной войны, мо­жет довести вдохновенный азарт до вдохновенного абсур­да. Степка Толкач пока стоит только на пороге обретения собственной философии войны, отсюда и мотив самосуда, «самоказни».

Окончится война, но каждая жизненная концепция найдет свое продолжение, развитие в мирной жизни. Даже в своем опровержении мы все равно будем отталкиваться от жизненных концепций, порожденных войной. В этом смысле мы и говорили о влиянии минувшей войны на всю нашу последующую жизнь и на развитие литературного процесса в целом. Герои повести В. Быкова «Обелиск» и через четверть века спорят о том, считать ли учителя Мороза, добровольно сдавшегося немцам, чтобы умереть вместе со своими учениками, героем или нет. Заведующий районо Ксендзов упорно осуждает Мороза. (Нет, не умер­ла философия Бритвина, в которой абсолютизировались принципы пользы и выгоды.) Ткачук готов бороться с Ксендзовым до конца своих дней. «Мороза нет,— заявля­ет он. — Не стало и Миклашевича — он понимал прекрас­но. Но я-то еще есть! Так что же вы думаете, я смол­чу? Черта с два! Пока живой, я не перестану доказы­вать, что такое Мороз! Вдолблю в самые глухие уши. Подождите! Вот он поможет, и другие... Есть еще лю­ди! Я докажу! Думаете, старый! Не-ет, ошибае­тесь...»

Разумеется, последующая жизнь принесла новые проб­лемы и породила новые жизненные обстоятельства, доста­точно сложные и противоречивые, однако действие нрав­ственного закона эпохи, выкованного в огне смертельной борьбы народа за свое историческое существование, еще долго будет отзываться в нашей жизни. Никому в отдель­ности не принадлежит авторство на этот закон, он универ­сален не в силу чьей-то исключительной здесь заслуги, в в силу своего народного происхождения. И долговечен он именно в силу своего эпического происхождения и своего эпического характера.

1969—1975

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Трудно поверить, что человечество на протяжении своей долгой истории так последовательно и так упорно могло расточать духовные и материальные ресурсы на предмет не первостепенной важности.

2. В отличие, скажем, от художника древности, стремившегося обеспечить своему современнику вечное загробное существование; или художника средних веков, стремившегося обеспечить своему современнику вечное загробное блаженство.

3. Разумеется, все те недостатки, о которых шла ранее речь, не являются монополией военно-художественной литературы, но в ней они видны наиболее отчетливо, почему мы и привели ее в качестве примера.

4. Здесь и далее по тексту повести выделено мною. - А.Л.

5. Командующий - генерал-лейтенант василий Иванович Морозов, начальник штаба - генерал-майор Иван Тимофеевич Шлемин.

6. Немецкий генерал Г.Гот в книге "Танковые операции" писал: "В результате отхода 41-го танкового корпуса на запад 56-й танковый корпус, который 15 июля подошел к Сольцам, оказался еще более изолированным. Не имея достаточного танкового прикрытия, обе дивизии подверглись ударам крупных сил противника с юга, северо-востока и севера. Под угрозой окружения они отошли к городу Дно.

С середины июля на всем северном участке Восточного фронта инициатива перешла на сторону противника".

7. Захаров М. Уманская наступательная операция 2-го Украинского фронта / ВИЖ, 1962, № 4.

8. Конечно, Ананьев не мог предвидеть ситуации с Чумаком, но он знал, что никогда не оставит солдата в беде.

9. Кому приходилось сидеть на гауптвахте, тот хорошо знает, как это место располагает к осмысливанию содеянного. Возможно, гауптвахта в основном для этого и придумана.

10. Во первом случае роль "цензуры" выполняло религиозное чувство, во втором - чувство уважения к закону, к естественному праву человека.