Джон Рескин - Прогулки по Флоренции

Если закрыть рукой выполненную резцом каменную кладку внизу, композиция разделится на две части, одна из которых производит неприятное впечатление своей прямоугольностью. Застывшая, более жесткая прямоугольная кладка контрастно противопоставлена всему, что изогнуто и закруглено в ткацком станке, и объединяет композицию: в этом ее эстетическое назначение; ее историческая роль заключается в том, чтобы показать, что ткачество – дело королевы, ибо это стена дворца.

(13) Дарование закона.

Точнее говоря, дарование Книги Закона Божьего – единственного закона, которому можно в конце концов следовать {97}.

Вопрос об авторстве этой группы меня очень смущает. Лицо центральной фигуры благородно, и вся работа хороша, хотя и не изящна; она похожа на оригинальную работу художника, чья композиция № 8, возможно, подверглась реставрации.

(14) Дедал .

Опять Андреа Пизано; великолепная голова, восходящая к греческим образцам; перья крыльев выполнены с большой тщательностью; однако в работе отсутствует тонкость передачи чувства. Я не могу сказать, насколько преднамеренна некоторая угловатость фигуры; но обратите внимание на прекрасную композицию и на устойчивую подставку для ног.

136. (15) Мореплавание .

Очень странная сцена: грубая по исполнению (быть может, неоконченная) и сделана человеком, который не умеет грести; плетеные обода, заменяющие уключины, надеты неправильно. Положение их было бы верным, если бы гребли английским способом; но вода у носа лодки показывает, что она движется в том направлении, куда смотрят гребцы. Я не могу понять, что делает человек на корме; он, вероятно, управляет лодкой при помощи кормового весла.

Вода кажется совсем незаконченной. По-видимому, здесь подразумевается море с поросшими мхом скалами в нижней части, но все это исполнено тупо и неумело.

(16) Геркулес и Антей.

Могущество земли, наполовину скрытое землей; его волосы и руки превратились в корни, его жизненная сила проходит сквозь землю и вселяется в дуб. Вместе с Керкионом, но раньше его (Платон. Законы, кн. VII, 796) Антей упоминается как родоначальник бесцельной борьбы –φιλονεκίας άχρήστου; обычно он – воплощение энергии чистого эгоизма в его разнообразных проявлениях, эгоизма, надменного до наглости, низменного до трусости и черпающего свою силу только в земле; одним словом, это учитель всех тех, кто в последнее время пишет об «интересах Англии». Поэтому Данте вызвал именно его тень, чтобы сопровождать его и Вергилия в самый низший круг Ада: «Мы вновь пошли, и новый исполин, / Антей, возник из темной котловины…» {98}Антей в скульптуре очень величав, но я затрудняюсь решить, кому принадлежат эта и следующая сцены, очевидно выполненные одной и той же рукой. Я полагаю, что композиция обеих принадлежит Джотто.

137. (17) Пахота .

Христианская форма победы. Наиболее величественное и прекрасное воплощение власти человека над землей и ее самыми мощными созданиями из тех, какие мне когда-либо приходилось видеть в ранней скульптуре (или в данном случае – в поздней). Главное внимание скульптора сосредоточено на укрощении волов; плуг хотя и большой, однако сделан из дерева, и рукоять его тонка. Но к нему привязан бьющий копытом и мычащий дикий работник – и это победа.

(18) Колесница .

Лошадь тоже укрощена и впряжена в колесницу Ахиллеса, которая изображена во всей ее первозданной простоте. Лицо его, вероятно, было благородным – фигура остается таковой до сих пор. Судя по развевающейся одежде, это, скорее всего, произведение Андреа Пизано.

(19) Агнец как символ Воскресения.

Находится над дверью: «Я есмь дверь; кто войдет Мною, тот спасется» [Ин. 10:9]. Посмотрите, как смело она сдвинута к правой стороне башни, чтобы лестница была более пологой; ведь у искусного строителя любая внешняя симметрия отражена в интерьере, и если закон симметрии нарушается сознательно, то этим достигается истинная красота; и когда, как в данном случае, божественный дух участвует в работе художника, его идеи направлены в нужное русло именно соображениями пользы. После этой скульптуры идут христианские искусства, то есть те, которые основаны на веровании в бессмертие души. Астрономия без христианства утверждает только следующее: «Не много Ты умалил его перед ангелами… все положил под ноги его» [Пс. 8:6, 7]. Христианство говорит на это: «Разве не знаете, что мы будем судить ангелов» [1 Кор. 6:3] (как и низшие создания будут судить нас!) {99}. Начинающаяся здесь серия скульптур, таким образом, показывает те искусства, которые могут процветать только благодаря вере в Христа.

138. (20) Геометрия .

Не математика – она уже давно применялась в астрономии и архитектуре, – а точное измерение земли и всего, что на ней есть. Она создана христианской верой, этой первой вдохновительницей всех великих измерителей земли. Для принца Генриха Испанского {100}, вашего Колумба, вашего капитана Кука (могилу которого мы только что восстановили, проявив при этом блестящую художественную фантазию и религиозное чувство – эти особые дары девятнадцатого века, – а именно: обнесли ее оградой из старых пушек, которые поднимают к Небу свои широко раскрытые пасти; это новейший способ символизировать единственное воззвание к Небу, на которое еще способно наше столетие; но эти старые, безмолвные теперь пушки доносят до ангелов слова: «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне» [Быт. 4:10]), она была, как я сказал, первой вдохновляющей идеей всех землемеров, честно охраняющих проведенные ими межи; дьявол, я вижу, по-своему недавно вмешался в геометрию Йоркшира, где местные землевладельцы {101}великодушно заменяют придорожные столбы, обрушившиеся от времени, новыми и более крепкими, но всегда при этом расширяют собственные границы, и таким образом стена воздвигается на том месте , где прежде была общественная дорога, а собственники захватывают себе полосу шириной в два-три фута вдоль всего участка пути, который требовал ремонта.

Итак, перед нами первая из христианских наук: правильный раздел земли и главный закон измерения при помощи циркуля. Этот способ измерения – круг в квадрате – я использовал для своего первого упражнения с законами Фьезоле.

139. (21) Скульптура .

Первая сцена заключительной серии на северной стороне колокольни, основные черты которой необходимо отметить, прежде чем перейти к подробному исследованию.

Предание приписывает Джотто только две первые композиции – Скульптуру и Живопись. Что касается пятой {102} – Песни, то, судя по великолепному исполнению, она может быть признана работой Луки делла Роббиа. Остальные четыре принадлежат его школе; все пять барельефов, следовательно, относятся к более позднему времени, чем те, которые мы рассмотрели раньше, абсолютно другие по манере и имеют в нижней части поздний цветочный декор вместо прежних строгих готических арок. Невольно возникает существенный вопрос: умер ли Джотто, оставив эти скульптуры незаконченными и лишь выбрав их сюжеты, и являются ли эти два барельефа – Скульптура и Живопись – его последними произведениями? Или все было закончено раньше, а этими поздними барельефами заменены первоначальные под влиянием Луки делла Роббиа, с тем чтобы приблизить целое к его времени и сделать более характерным для флорентийского искусства эпохи расцвета?