Иннокентий Анненский - А. Н. Майков и педагогическое значение его поэзии

Л. Н. Толстой в только что изданном начале своего сочинения «Что такое искусство» [143] «Что такое искусство». — Эстетический трактат Л. Н. Толстого впервые был напечатан в журнале «Вопросы философии и психологии» (1897. № 40 и 1898, № 41). совершенно обесценивает, по-видимому, артистическую сторону искусства, хотя путь от смешного рассказа какого-нибудь весельчака к игре Сарры Бернар для нас еще, по теории его, и не ясен — подождем продолжения его работы, чтобы увидеть, как согласует поэт принцип непосредственности с той условностью , которая, как известно, составляет характерный признак народной и древней поэзии. Вероятно, область искусства окажется у графа Толстого очень суженной. Театр и вообще искусственно-массовые изображения осуждены на первых же страницах его сочинения.

Обратимся ли к русским романам, везде эстетик оказывается на их страницах человеком лишним, бессильным, оторванным от почвы, нередко делаясь при этом объектом юмора и даже сатиры. Таков Степан Трофимович Верховенский с его фразами и картишками, таков и Райский с посвящением к ненаписанному роману и «дружескими услугами». Здоровые же люди, люди средины, начиная с гоголевского Костанжогло: все эти Шульцы, [144] Шульц — очевидно, оговорка Анненского, возможно, имевшего в виду гончаровского Штольца из романа «Обломов» (см. в статье «Гончаров и его Обломов»). Соломины, [145] Соломин — один из героев романа Тургенева «Новь», либеральный постепеновец. герои романов Михайлова (например, «Лес рубят — щепки летят») — все это прозаики и по натуре, и по вкусам, и ярые отрицатели эстетики.

Никто не будет спорить также, что и стихотворная поэзия чисто артистического характера не имеет у нас глубоких корней и что ее любят только немногие. Анакреонтизм прививал к нам Пушкин, и он все-таки у нас не привился; не привилась и идиллия, а Майков, Фет, Алексей Толстой не могли сделаться не только «властителями наших дум», но даже временными любимцами читающей русской публики. Особенно грустную судьбу имел в этом отношении покойный Фет, несомненно, искуснейший из наших поэтов после Пушкина.

Два русские поэта в своих лебединых песнях прибегли к одной и той же метафоре. Некрасов говорил о сеятеле

Толстой вспомнил про того, который бросал святое семя красоты

Но кто не знает некрасовского стихотворения и кто еще помнит вдумчивую и прекрасную элегию графа Алексея Толстого?

Наше слабое эстетическое развитие и малая наклонность к чисто эстетическим эмоциям, конечно, не случайны. В истории нашего просвещения было две причины, обусловивших этот коренной недостаток: в первой отразилась наша разобщенность с Римом, наследником всей эстетической и специально поэтической традиции, и исконная связь наша с Византией, где было мало поэтов {Влияние поэмы о Дигенисе [147] Влияние поэмы о Дигенисе… — Византийская эпопея «Дигенис Акрит», представляющая обработку народных преданий героического характера, в русском переводе Г. Дестуниса и с его комментариями была опубликована в изд.: «Разыскания о греческих богатырских былинах средневекового периода» (СПб., 1883). на нашу поэзию еще не вполне выяснено.}.

Вторая заключалась в том особенном, служило-дидактическом характере, который установился в нашей поэзии, начиная с эпохи петровских преобразований.

В основу поэзии романских народов легла поэтическая деятельность Горация, а Гораций был едва ли не самым искусным из всех поэтов. Кроме того, мы не знаем поэта более влиятельного, я бы сказал более универсального. Философ собственного творчества и иллюстратор своих поэтических теорий, он до такой степени воплотил в себе культурно-ассимилирующую силу Рима, что отдельные черты его типа до сих пор живут в поэзии итальянцев и французов независимо от того, к какому направлению принадлежит тот или другой романский лирик: уважение к поэтической речи, наклонность к ее стилизированию, искусное пользование размерами и красивая строфичность, умеренность в выражении чувств, изящный эпикуреизм, созерцательное и вдумчиво-насмешливое отношение к жизни, культ красоты , чуждый болезненной мечтательности, — не та так другая черта этого поэтического облика блещет в стихах не только Кардуччи и Эредиа, [148] Эредиа Жозе Мария (1842–1905) — французский поэт, входивший в группу «Парнас». но и у нищего короля богемы Верлена, даже у его литературных детей, вроде Рембо.

У нас влияние Горация было весьма слабо и поверхностно: в блестящий век Екатерины его представлял односторонне Державин. Позже Пушкин, в юную пору своего творчества, тоже не понимал Горация как истинного артиста поэзии и смотрел на него сквозь призму Грекура [149] Грекур Жан Батист де (1683–1743) — французский поэт, представитель вольнодумной поэзии XVIII в., окрашенной в эротические и фривольные тона. и Парни. [150] Парни Эварист Дезире де Форж (1753–1814) — поэт, выступавший в жанре «легкой поэзии». Им увлекались в юности К. Н. Батюшков и Пушкин.

На пороге XIX в. русская сатира уже смеется над поэтическим наследием Горация, классицизмом: классицизм теряет у нас таланты и делается достоянием рифмачей, с одной стороны, и пародий — с другой, а в русской литературе надолго устанавливается недоверие к французскому классицизму, который мы окрестили и до сих пор зовем ложным , несмотря на поправки, внесенные в суждения Лессинга [151] Лессинг Готхольд Эфраим (1729–1781) — немецкий писатель, просветитель, теоретик искусства. современными нам учеными немцами {См.: а. е. U. v. Wilamowitz-Moellendorrf. [152] Виламовиц-Меллендорф Ульрих фон (1848–1931) — немецкий филолог-эллинист. В книге «Herakles» (т. I, с. 155) полемизировал с трактовкой трагедий Еврипида «Трахинянки» и «Филоктет», данной Лессингом в его «Лаокооне». «Herakles», I, 155. Berlin, 1895.}.

Теперь у нас Гораций ведет незатейливое существование среди гимназистов и подстрочников, под эгидой неудачного перевода, который когда-то был сделан с его тонкой поэтической работы трудолюбивым и даровитым Фетом {Приветствуем начало нового перевода, предпринятого с большим успехом г-м Порфировым. С.-Петербург, 1898.}. [153] …перевода, который когда-то был сделан… Фетом. — Имеется в виду издание «К. Гораций Флакк в переводе и с объяснениями А. Фета» (М., 1883). Анненский в оценке фетовского перевода солидарен с П. Порфировым, автором собственного перевода Горация (Кв. Гораций Флакк. Оды, кн. 1–4. СПб., 1898–1902, с. 13), который критически относится к своему предшественнику. Анненский посвятил переводу Порфирова специальную работу (Разбор стихотворного перевода лирических стихотворений Горация П. Ф. Порфирова. СПб., 1904). Этим разбором Анненский представлял перевод Порфирова на соискание Пушкинской премии 1904 г., которая и была присуждена переводчику.