Константин Фрумкин - Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 5

Мы с Алексом вышли на балкон.

Веяло чудесной прохладой, чистотой, уверенностью прозрачного воздуха. Сосны и лиственницы взбегали по склонам, волшебно отсвечивала река — черной гладью и серебром. Бормотала про Луну, которую никто уже несколько месяцев не видел. Только в таком месте и можно найти сбежавший вещдок или подброшенного ребенка. «Коля чепоков кумандинец помогите родился в январе». Бывшие жены Анара перекликались в комнатах первого этажа, такой негромкий птичий базар. А на западной террасе вели жаркий спор выпестыши. Венька, Якунька, Кланька и Чан. «Подохнет ведь», — жалела Кланька кукушку. «Да почему подохнет?» — не верил Якунька. «Она кукует, а ей жрать надо», — сурово по-русски сказал Чан. «Ну покукует и полетит червяков искать». — «Нет, теперь не полетит. Теперь никуда больше не полетит». — «Да почему это?» — «Она чокнулась».

А внизу, невидимые, разогнав гастарбайтеров, Аня и Анар обсуждали то, что в мире случилось за ночь. Закрыли границы ЮАР, Бельгия, Нидерланды, Япония. Вокруг России границы везде замкнулись. Шофер, ездивший в Монголию, или пьян был, или не разбирался в границах. Не летали самолеты. Поезда и автомобили выстраивались в многокилометровые линии у таможенных пунктов. В столицах и в приграничных пунктах кипели демонстрации, пока, к счастью, без насилия.

— А в буфете, — сказал Анар, — микроволновка заговорила.

— Ой, ты чего! — испугалась Аня. — Человеческим голосом?

— А других у микроволновок быть не может, они людьми изготовлены.

— Ага, — согласилась Аня. Чувствовалось, что она испугана. Зато я несколько успокоился. Раз микроволновка заговорила, значит, и мой мини-бар мог каким-то образом излучать новости.

— Теперь вести можно слушать, не включая телевизора, — сказал внизу Анар.

— Ты здорово на этом сэкономишь! — обрадовалась Аня.

— Но ты особенного значения всему этому не придавай, — предупредил Анар. — Тут у нас всегда так. Алтай — место чудес. Это для тебя место, Аня. В пазырыкское время тут тоже всякое бывало. Видела на плече принцессы Укока волшебных олешков? Они красивые… Как на твоем плече… Мне шаман говорил…

— Ой, что шаман говорил?

— Да это неважно.

— Нет, ты скажи.

— Ну он всякое говорил.

— Нет, Анар, ты скажи, скажи!

— Ну нес всякое… Говорил, что принцессу Укока встречу…

— Ты что, Анар? — испугалась Аня. — Она же селькупка!

— Ты только алтайцам такого не скажи.

— Ой, — испугалась Аня и на кукушку: — Икота, икота, перейди на Федота, с Федота на Якова, а с Якова на всякого. — Но это не помогло.

Я с наслаждением потянулся. В небе плыли нежные облака, медленные долгие караваны.

— Мне в детстве хотелось прыгать по таким облакам, — донесся снизу голос Анара.

— А я люблю смотреть на облака с самолета, — отозвалась Аня. — Они как снежные.

— Ну ладно, пусть снежные… — К моему изумлению, Анар не проявлял свойственную ему твердость. — Ты, Аня, — оказывается, они уже перешли на ты, — могла все это видеть в пазырыкское время.

Я обалдел. Неужели они всерьез?

Но Аню ничто не смущало.

— Мне почему-то кажется, что никто теперь уже никогда не умрет, Анар, — произнесла она счастливым голосом. — Вот Буковский говорит, что все умрут, что долго ни один долгожитель не протянет, только мучиться будут. Он всех реднеками называет, красношеими. По-английски это что-то вроде крестьян. Буковский говорит, что даже все твои бывшие жены умрут, — зачем-то вставила Аня, видимо, чтобы Анар все-таки не забывался. — А ты как считаешь?

— Хочешь, я прямо сегодня выгоню Буковского?

— Ты что? Куда ему идти, Анар? У него же никого нет! — и спросила: — Анар, я не понимаю. Ну зачем люди умирают, Анар?

— Ну это просто, — ответил бывший командир, явно довольный, что разговор перешел на тему, в которой он был силен. — Один шел по железнодорожной линии, попал под поезд. Другой гнал машину, вылетел на обочину. Третьего на сплаве засосало в воронку. Да мало ли…

— А те, кого не засосало?

— А у тех свои причины. Ну болезни, голод, зависть и всякое такое. У каждого найдутся уважительные и неуважительные причины. А еще специалисты говорят, что в определенном возрасте в каждом живом организме включается особая программа и это существо начинает усыхать.

— Как принцесса Укока?

— Нет, — мягко возразил Анар. — У принцесс все иначе. Мы с тобой сейчас говорим про самых обычных людей. Шлаки, клеточный мусор, закупорка сосудов, желез, мозгов. Принцессы тут ни при чем. Они — особая стать. Вообще, Аня, в мире много такого, о чем думать интересно.

— Ты про птиц, про облака, про озера с реками? — умно спросила Аня. — А пишут, что в морях рыбы свихнулись, плывут, куда не надо. И с птицами не лучше. У Буковского в голове гуси, вот даже они вырвались на свободу. Я когда в анкете в графе «не заполнять» написала «хорошо», Буковский ругался.

— Нет, я точно его выгоню!

Солнце высветило видимую длину реки, вода нежно дымилась. Алекс вернулся к себе, но влюбленные млекопитающие под моим балконом не умолкали. Узкий лучик проник в окно, пронизал фужер с недопитым красным вином, на блюдце тревожно заплясало алое лазерное пятнышко.

— Нет, ты скажи, скажи, почему человек живет так недолго?

Вместо ответа наплыла с юга туча, какая-то неправдоподобно низкая, широкая, рваная, как грязное и мокрое верблюжье одеяло. Свет в комнате и на террасе погас, стало совсем темно. На соседний балкон вышел Алекс в спортивном халате, почесался с наслаждением: «Вечно у Анара темно». Лохматую тучу, оставляющую на соснах влажные обрывки, изнутри распирало бесшумными синеватыми вспышками. Она плыла, расширялась, садилась ниже, еще ниже, совсем близко к кипящей, как в чайнике, воде. Окончательно погас свет. То есть везде погас. И в селе, и на набережной, и вдали над Чемальской ГЭС. Суматошно взревел в подвале резервный генератор, в баре и на кухне «Дарьиного сада» желтовато вспыхнули лампы и тут же погасли, будто поперхнулись. Обреченно взревел второй генератор, сиплый и низкий, где-то за баней, и тоже заткнулся.

— Слышишь?

— Это гром?

— Да нет же, нет! — Анар слушал кукушку.

Так долго, как предсказывала кукушка, люди все равно не живут, даже в пазырыкское время так долго не жили, но кто знает: может, теперь Смирнову повезет? Тем более что везде снова вспыхнули электрические огни. Теперь действительно везде. И там, где до того горели, и там, где до того были выключены. На столбах, в коридорах, в пустых и в занятых номерах, в пустой бане (я видел, как осветилось ее окошечко). Я щелкнул выключателем, но свет в номере не погас, даже настольная лампа с проводом, выдернутым из розетки, радостно светилась.

— Анар! — крикнул я. — Ты сколько платишь за такую иллюминацию?