Константин Фрумкин - Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 5

И еще вопрос. Кто выдрал лист из «Рабочего журнала»?

Доктор Валькович помнил ряд цифр, вклеенную цветную схему, аккуратный иероглиф, коротенькую приписку, сделанную рукой Парцера. Но до американца он не дозвонился, и Ким был далеко. Зато в Москве удалось побывать на лекции астрофизика Рашида Сюняева. «Наше место во Вселенной с точки зрения астрофизики и космологии». Доктор Валькович с удовольствием поаплодировал некоторым выводам своего старого друга, но в общем не услышал чего-то принципиально нового. Черные дыры, темная материя, звуковые волны Большого взрыва. Встречные пучки протонов. Силы взаимодействия — слабые и сильные. Протон сталкивается с протоном, рождается новая частица. Почему бы не назвать ее — эквидистон? Hello, World! Что-то же должно занимать зияющий интервал между известными силами взаимодействий.

Эквидистон. Равноудаленный.

Звучало интересно, но Рашид все испортил, прокрутив под занавес уже известный видеоролик, снятый с безымянного сайта. Ну да, энергия, энергия, энергия! Всем нужна энергия, все надеются на чудо. Но в Новосибирске на вопрос генерала Седова: «Можно ли верить этому ролику?» — доктор Валькович заученно ответил: «Вечными двигателями не занимаюсь».

Лето выдалось дождливое, тусклое. Странное ощущение, пережитое в Церне, постепенно забывалось, но пришло сообщение из Берлина: физик Курт Хеллер попал в тяжелую автомобильную аварию. Столкновение по дороге в аэропорт. То ли с ремонтным грузовиком, то ли с пустым автобусом. Жертв нет, только пострадавшие, — так сказал диктор. У дикторов свои оценки. А еще через неделю доктор Валькович узнал о смерти Джона Парцера. Ну да, такое случается. Но еще через неделю генерал Седов в конфиденциальной беседе сообщил ему о гибели Обри Клейстона…

Мир вообще сошел с ума. Изменился ритм приливов-отливов. В Атлантике обнаружились мели, никогда не значившиеся на картах. Границы европейских государств закрыли, даже Андорра, даже Люксембург. В Берлине доктор Курт Хеллер пришел в себя и потребовал в палату сотрудника Интерпола. А однажды утром на террасе генерала Седова появился суетливый человечек — младший лейтенант Смирнов-Суконин. Он доставил генералу стеклянную банку с NIVI. Своим ходом! Это подумать только — своим ходом! Даже в метро спускался, дурак. При этом Смирнов не скупился на добрые советы, признался доктору Вальковичу, собиравшемуся на велосипедную прогулку, что читает мало, а потом откинул ногой мешавший ему кабель. А тот кабель находился под напряжением. И он удачно свалился на металлическую растяжку, чиркнул по велосипеду. Над крылечком открытой, закапанной унылым дождичком веранды расцвело темное томное сияние, будто всех втянуло в угасающую радугу.

Когда доктор Валькович очнулся, за открытой дверью негромко переговаривались.

«У тебя, наверное, невеста есть?» — «Так точно, товарищ генерал!» — «Когда обещал невесте вернуться со службы?» — «Осталось ровно сто сорок девять дней, товарищ генерал!» — «Дней? Не лет?»

Прислушиваться дальше доктор Валькович не стал. Все еще плыла перед глазами темная пелена, гибко пронизывали тьму лиловые силовые линии. Понятно, доктор Валькович не знал, как чувствуют магнитное поле электрические скаты или некоторые виды птиц, но почему-то решил, что перед глазами плывут именно силовые линии. Трахнуло его по-полной. Только через минуту сквозь плывущую пелену проявилась закопченная стена коттеджа. Велосипед стоял у стены, даже краска с него не слезла. В кожаном кармане под рамой лежал талисман — баночка из-под алтайского меда, оклеенная свинцовой фольгой. Раздумывать было некогда.

И всю дорогу до Чемала доктор Валькович умирал.

Что-то мешало ему чувствовать себя обыкновенным человеком.

Руки-ноги двигались, глаза видели, но в ушах темно шумело, немецкие покрышки грелись. Мысленно доктор Валькович аплодировал себе. Вот он умер, а не останавливается. И велосипед его несет вперед без всяких усилий. По силовым линиям, как положено.

Доктор Валькович поаплодировал ясности своего ума.

Конечно, посты, гаишники. «В роте семь разгильдяев, а ты волосы на пробор носишь». Ясно, что генералу уже донесли, что сбежавший покойник мчит по Бердскому шоссе. Но за мной и раньше присматривали, поаплодировал себе доктор Валькович. Профессиональные помощники любителя палеонтологии тайно рылись в вещах, просматривали компьютерные файлы. Интересно, а за самими любителями палеонтологии присматривают?

Доктор Валькович знал, что до Ташанты от Новосибирска примерно тысяча километров. На хорошей скорости миновал Вшивую горку, гаишники на выезде из Академгородка внимательными взглядами проводили одинокого велосипедиста. В руках появились рации. «Да, в шортах… Да, армейская рубашка… Да, мчит, как угорелый…» Мелькнул указатель, перечеркнутый жирным крестом, по правую руку проглянуло плоское Обское море с зелеными островами — сквозь пелену облачного дня, как сквозь пелену затмения. «Живые раки». «Уголь для мангалов, веники». Доктор Валькович не уставал себе аплодировать. Вот он умер, а катит на любимом велосипеде. Вот генерал Седов посчитал его покойником, а он не покойник, он катит по трассе М52, и дорога в общем неплохая, только разметка необычная. На спусках одна полоса и две встречных, а на подъемах наоборот. За безликим селом Безменово начались участки холодного асфальта — смесь мелкой щебенки и гудрона. Проходящие машины стрелялись камешками, перли на север огромные фуры с фруктами из южных республик, навстречу — военные тягачи. Доктору Вальковичу ничего не мешало, он даже не устал. Он не понимал, как это у него такое получается: даже на подъемах обгонял мощные иномарки. Такое впечатление, что дорога все время шла вниз. Позже доктор Валькович так и сказал нам.

Алекс не поверил: «Все время вниз?»

«Ну да. Я так чувствовал».

«Даже там, где дорога шла в гору?»

«И там, где она шла в гору. Без разницы».

Правда, была и неприятная сторона: покрышки грелись.

Мелькали речки, обрывистые скалы прижимали суживающуюся дорогу к реке, иногда капал дождь, а покрышки грелись. Так получалось, что в среднем доктор Валькович выжимал не менее ста км в час. Где-то за Монжероком даже обошел байкеров. Пять рычащих машин на хорошей скорости шли в подъем, но обыкновенный велосипедист в армейской рубашке пролетел мимо, будто они стояли. Напружив руки, пригнувшись к рулям, байкеры звенели на скорости, как осы. Злобные глазища, лиловые тату на голых плечах. «Искалечат», — мысленно поаплодировал Валькович. У них настоящие байки, они могут развивать запредельную скорость, а он их обошел! И оторвался километров на двадцать! Думал уже — совсем, но на каком-то крутом подъеме воздух странно сгустился. Вдруг множество необычных звуков с какой-то особенной силой окружило доктора Вальковича. Звенел комар, с ужасной силой шипела зеленая ящерица на теплом камне.