Владимир Набоков - Комментарий к роману Евгений Онегин

В исправленном черновике вместо «трагедией» у Пушкина стоит «поэмою», а в отвергнутом черновике — «куплетами» (фр. couplets — термин, беспечно раздаваемый Пушкиным и строфам, и стансам), то есть отсылка к ЕО.

9—14Еще в 1815 г у Пушкина в четырехстопном стихотворении «Моему Аристарху» (обращенном к лицейскому учителю латыни Н. Кошанскому, 1785–1831) появились следующие великолепные строки:

Опубликована только в отдельном издании четвертой и пятой глав:

Это исключительно слабая строфа. Первое четверостишие являет собой нагромождение разрозненных образов, из которых смутно вырисовывается следующее: поэт распугивает уток, декламируя свои стихи; охотник стреляет в уток, «бережно» нажимая на спусковой крючок; этот охотник крался себе лесом, а теперь поносит поэта и высвистывает своего пса.

8—9Вместо этого вялого куплета, желая избавиться от назойливых мух (которых дядюшка Онегина давил корявым пальцем на стекле {107} : см. гл. 2, III, 1–4), Пушкин внес от руки исправление на полях своего экземпляра отдельного издания четвертой и пятой глав (опубликованных 31 января — 2 февраля 1828 г. и переплетенных вместе с главами первой — третьей и шестой):

Именно сюда, в это переплетенное собрание глав (МБ 8318), Пушкин вписал одну строку эпиграфа из Вяземского (гл. 1), эпиграф «О Rus!» (гл. 2) и слово «ведьма» вместо «ворон» (см. ком мент. к гл. 5, XXIV, 7–8).

9 Гюльнара — от фр. Gulnare. Эдвард Вильям Лэйн в примечании к главе 23 своего целомудренного переложения «Тысячи и одной ночи» (Edward William Lane, «The Thousand and One Night», London, 1839–1841) пишет (III, 305): «Джюлянар (в просторечии Джюльнар) происходит от персидского gulnàr и означает „цветок граната“». Словари это подтверждают.

В поэме «Корсар» (II, XII) Байрон так описывает свою героиню:

В письме Анне Керн от 8 декабря 1825 г. Пушкин пишет: «Byron vient d'acquérir pour moi un nouveau charme… c'est vous que je verrai dans Gulnare…» [585]

10 Геллеспонт — пролив между Мраморным и Эгейским морями; Дарданеллы.

Байрон писал Генри Друри 3 мая 1810 г.: «Сегодня утром я проплыл от Сестоса до Абидоса. Напрямую расстояние это не превышает и мили, но течение опасным образом его увеличивает… [Я проплыл его] за час и десять минут»

См. также восхитительные строки из конца песни II (CV) «Дон Жуана».

Пушкину они известны были в переложении Пишо (1820)

13—14Беловая рукопись (ПБ 14) содержит следующие два отвергнутых стиха, с аккуратной пометой на полях: «en blanc» [586].

Вслед за вариантом двустишия из строфы XXXVII следует строфа XXXVIII, тоже отвергнутая. Пушкин начал наряжать Онегина в свои собственные одежды, но потом передумал.

1 Носил он… — Бродя в окрестностях своего имения в Михайловском, Пушкин одевался весьма причудливо — то была последняя твердыня его личной свободы, знак отстаивания собственных прав. Полиция и благонамеренные соседи распознали его истинные намерения. Местный купец по фамилии Лапин записал в своем дневнике (29 мая 1825 г.) в Святых Горах:

«И здесь имел щастие видеть Александру Сергеевича Г-на Пушкина, который некоторым образом удивил странною своею, а наприм. У него была надета на голове соломенная шляпа, в ситцевой красной рубашке, опоясавши голубою ленточкою, с железною в руке тростию, с предлинными черными бакинбардами, которые более походят на бороду, также с предлинными ногтями, с которыми он очищал шкорлупу в апельсинах и ел их с большим аппетитом, я думаю, около 1/2 дюжин» [587].

Пушкин носил железную трость, чтобы развить верность и меткость руки, готовясь к дуэли, на которой он намеревался при первой же возможности стреляться с Федором Толстым (см. примеч. к гл. 4, XIX, 5). Начал он носить ее после ссоры с одним молдаванином 4 февраля 1822 г. в Кишиневе, по воспоминаниям И. Липранди («Русский архив», 1866, с. 1424), оценившего вес трости в восемнадцать фунтов. Другой источник [588]пишет, что трость, которую Пушкин носил в Михайловском, весила восемь фунтов {108} .

Журналист А. Измайлов (см. коммент. к гл. 3, XXVII, 4) писал другу 11 сентября 1825 г. из Петербурга, что 29 мая на ярмарке в Святых Горах Пушкин был окружен нищими и давил апельсины обеими руками. Была на нем красная рубаха с воротом, шитым золотом.

«Большая соломенная шляпа» (согласно дневнику Вульфа) была той плетенной из корней белой шляпой («корневой шляпой»), которую Пушкин привез из Одессы. Не следует путать ее с другим головным убором поэта, описанным далее (см. ком мент. к вариантам стиха 4).

3 Армяк… — Эта разновидность кафтана представляет собой нечто напоминающее по покрою верхнюю рабочую одежду, обычно из верблюжьей шерсти.