Владимир Набоков - Комментарий к роману Евгений Онегин

Обратимся к соседке черемухи — акации и попробуем ответить на следующий вопрос: должен ли переводчик понимать это название буквально, основываясь на словаре, сообщающем, что «акация» — это «acacia», или же он обязан выяснить, что на самом деле означает это слово, исходя из его контекстуальной среды обитания, в условиях некоей воображаемой местности и в свете определенного литературного приема? Я сторонник второго пути.

Если дикорастущая черемуха встречается на всей охватываемой романом территории (северо-западная и центральная Россия), то с акацией дело обстоит иначе Она относится к красивой и полезной разновидности тропической мимозы, один из видов которой — австралийская A. dealbata, F. v. M., или декоративная серебристая акация (англ. silver wattle ), акклиматизировалась на кавказском побережье: в послепушкинские времена под названием «мимоза» ее продавали в петербургских цветочных лавках. Акацию из нашего текста нельзя назвать и «locust» (то есть псевдоакацией), как решено одним переводчиком, хотя для южной России «белая акация» означает совершенно определенное растение — сладкопахнущую американскую псевдоакацию ( Robinia pseudoacacia , Linn), культивируемую на Украине и воспетую сотнями одесских рифмоплетов. Но у Пушкина речь идет не о серебристой австралийской акации и не о псевдоакации Тогда о чем же? Конечно, о цветущем желтыми цветами виде рода Caragana, а именно С. arborescens, Lam., вывезенном из Азии и высаживавшемся вокруг господских беседок и вдоль садовых аллей в северной России. Французские гувернеры называли ее «l'acacia de Siberie» — «сибирской акацией», а мальчики расщепляли ее темный стручок и, сложив ладошки лодочкой, дули в него, извлекая отвратительные резкие звуки. Однако с окончательной определенностью помогает установить действительное название растения следующее соображение Пушкинская строка является пародией на два пассажа из стихотворения «Беседка Муз» (1817) Батюшкова, незначительного поэта и литературного новатора, языку которого Пушкин обязан не меньше, чем стилю Карамзина и Жуковского. Стихотворение это, написанное вольным, или басенным, ямбом, то есть ямбом с неравным количеством стоп в строках, начинается так:

и завершается:

Эпитет второй строки стихотворения прекрасно подходит к ярким цветам Caragana и совсем не годится для белых лепестков псевдоакации. Следовательно, стих 9 в гл. 6, VII ЕО следует переводить так:

оставляя прочие названия деревьев тем благородным перекладчикам, которых восхвалял сэр Джон Денем три века тому назад, обращаясь к не менее достойному сэру Ричарду Фаншо (см. Предисловие Драйдена к «Посланиям» Овидия, 1680):

Первое издание сочинений Батюшкова в двух последовательно выходивших томах было осуществлено в Санкт-Петербурге в 1817 г. и называлось «Опыты в стихах и прозе». Константин Батюшков родился в 1787 г. Его первое опубликованное стихотворение «Мечта» было написано в 1802 г., последнее небольшое стихотворение, настоящий шедевр, — в 1821-м (или, как сообщает Александр Тургенев, в начале 1824-го, в период просветления сознания после прочтения последнего издания стихотворений Жуковского):

В 1822 г. Батюшков пытался покончить с собой. Тридцать три года он провел в состоянии умопомешательства и умер в 1855 г.

В период краткого творческого расцвета Батюшков переводил Грессе, Парни, Буало и Тассо, а также писал самостоятельно, подражая стилю любимых поэтов. Он и Жуковский были предшественниками Пушкина, и в юности наш поэт считал Батюшкова своим самым любимым русским учителем. Гармония и точность — таковы были литературные достоинства, усвоенные им от обоих, но даже ранние стихи Пушкина обладают большей живостью и силой, чем произведения его учителей Позднее Пушкин критиковал Батюшкова и оставил несколько интересных замечаний на полях его «Опытов», но в ЕО есть еще нечто, отражающее плавность стиха, определенную предпочтительность в выборе лексики и различные усовершенствования стиля, присущие Батюшкову.

Я обратил внимание, что лишь один английский поэт (очень незначительный), а именно Бернард Бартон, обращаясь в стансах 1824 г. (ст. III) к Джону Баурингу, переводившему Батюшкова для своей русской антологии, раскладывает имя поэта на четыре слога (Ба-ти-уш-ков):

12 Капусту садит, как Гораций… — Чижевский недоумевает, зачем Горация заставили сажать капусту. На самом деле это распространенный галлицизм planter des (ses) choux [678], означающий «жить в деревне». Но помимо всего прочего Гораций действительно занимался сельским хозяйством. Обыкновенно растущие в огороде olus или holus [679], среди которых вполне могла быть и brassica (капуста), встречаются в «Сатирах», кн. II, 1, 74 и VI, 64 (см. коммент. к эпиграфу ЕО гл. 2) и «Посланиях» (кн. 1, XVII, 13). В «Сатирах» (кн. II, IV, 15) содержится отдельное упоминание о caule, капусте или кочерыжках («colewort», как ее именует Дэвид Уотсон), которая «на сухой почве вырастает слаще, чем в пригородных огородах».

Схожее и, возможно, исходное французское выражение planter (или cultiver ) ses laitues (à Salone) [680]восходит к письму ушедшего на покой римского императора Диоклетиана, посланному из Салоны (в Далмации) его сподвижнику Максимиану; в нем говорится, что удовольствие, доставляемое выращиванием овощей собственными руками, неизмеримо выше всех радостей обладания политической властью.