Владимир Набоков - Комментарий к роману Евгений Онегин

Той же осенью Пушкин написал еще одну заметку в этом же роде (черновик в МБ 2387А, л. 64; впервые опубликована в 1841 г.) {169} :

«Пропущенные строфы подавали неоднократно повод к порицанию [795]. Что есть строфы в Евгении Онегине , которые я не мог или не хотел напечатать, этому дивиться нечего. Но, будучи выпущены, они прерывают связь рассказа, и поэтому означается место, где быть им надлежало. Лучше было бы заменять эти строфы другими или переправлять и сплавливать мною сохраненные. Но виноват, на это я слишком ленив. Смиренно сознаюсь также, что в Дон Жуане есть 2 выпущенные строфы».

В тексте, переведенном Пишо, пропущено более двух строф, но, видимо, Пушкин имел в виду лишь первую песнь. В первом издании подлинника (1819–1824) были опущены или заменены точками следующие строфы или их фрагменты:

I, XV, упоминание о самоубийстве сэра Самуэля Ромили; С XXIX, 7–8; СХХХ, 1–8 и СXXXI, игра слов по поводу «small-pox» [796]и «great» [797].

V, LXI, дружба царицы Семирамиды с конем.

XI, LVII, 5–8, литературные занятия преподобного Джорджа Кроули; LVIII, Генри Гарт Mилмен.

«Nous ignorons, — говорит Пишо в примеч. 2 к песни I „Дон Жуана“ (1823, vol. 6, р. 477) — si ces lacunes doivent être attribuées à l'éditeur anglais, ou à l'auteur lui-même» [798]. A в примеч. 39 к песни XI, т. VII (1824), с. 383, он развивает эту мысль: «Les points existent dans le texte, ce qu'il est bon de dire depuis que les points sont devenus une spéculation de librairie» [799].

Кстати, в песни I «Дон Жуана» пишотовская нумерация строф после CIX (1820 и 1830) отличается от байроновской: отсутствует СХ — строфа, оканчивающаяся строками о матерн автора. Иначе говоря, у Пишо в I песни 221 строфа, а у Байрона — 222. Я не в силах объяснить, как и отчего это произошло.

Начало известных и посредственных стансов Байрона «Прости», написанных в связи с семейными обстоятельствами и впервые опубликованных в лондонском «Соревнователе» («Champion») 14 апреля 1816 г. {170}

1 В те дни… — Интересно отметить, что эта первая строфа (точно так же, как и последующие опущенные строфы; см. Ia, b и е), написанная в конце 1829 г., начинается тем же самым оборотом и содержит в себе ту же интонацию, что и стихотворение Пушкина «Демон» (1823), которое я анализирую в комментарии к гл. 8, XII, 7, где оно упоминается.

1 …в садах Лицея… — имеется в виду Александровский Лицей, Lycée de l'Empereur Alexandre I, основанный этим царем 12 августа 1810 г. в Царском Селе (ныне город Пушкин) в двадцати двух верстах от Санкт-Петербурга. В августе 1811 г. Пушкин сдал вступительные экзамены. Лицей открылся 19 октября 1811 г. с первым курсом в тридцать учащихся. Двадцать раз (1817–1836) годовщина этой даты будет благоговейно отмечаться Пушкиным как с друзьями, так и в одиночестве. По современным меркам Лицей представлял собой закрытое учебное заведение для юношей благородного происхождения, программа которого включала три года подготовительной школы и трехгодичный курс средней школы. У каждого из тридцати мальчиков была своя собственная комната. Применение каких бы то ни было телесных наказаний категорически запрещалось, что являлось несомненным прогрессом по сравнению с жестоким обращением, практиковавшимся в лучших школах Англии и континентальной Европы того времени.

Именно в Лицее Пушкин начал сочинять стихи. Первым было опубликовано «К другу стихотворцу» в «Вестнике Европы», который издавал Владимир Измайлов (ч, 76, № 13, 4 июля 1814) за подписью «Александр Н.к.ш.п.». Судя по итоговым оценкам, Пушкин показал «превосходные» успехи в словесности (французской и российской) и фехтовании; «весьма хорошие» в латинской словесности, государственной экономии и финансах; «хорошие» в законе Божием, логике, нравственной философии и российском гражданском и уголовном праве; сверх того «занимался» историей, географией, статистикой, математикой и немецким языком. 9 июня 1817 г, он был выпущен в чине коллежского секретаря (XIV класса в статской службе) и формально прикомандирован к Министерству иностранных дел {171} . Последующие три года в Петербурге он по большей части вел жизнь повесы, поэта и frondeur [800].

До конца жизни Пушкин сохранил глубокую привязанность к Лицею, который считал своим настоящим домом, и к своим бывшим школьным товарищам. Воспоминания об этом периоде жизни и ежегодные встречи 19 октября запечатлены им в нескольких стихотворениях. Есть что-то символическое в том, что стихотворение, сочиненное им для последней лицейской встречи, осталось незавершенным. Лицейский товарищ Пушкина Кюхельбекер, находясь в ссылке в Акше в Сибири, написал замечательные строки по случаю 19 октября 1838 г.:

Название «лицей» происходит от парижского «lycée». В 1781 г. Жан Франсуа Пилатр де Розье (р. 1756) организовал в Париже учебное заведение, названное «Музей» («Musée»), где преподавались естественные науки. Затем, после гибели Розье в катастрофе на воздушном шаре, в 1785 г., «Музей» был реорганизован и получил название «Лицей», куда и пригласили Жана Франсуа де Лагарпа преподавать всемирную литературу Он читал этот курс в течение нескольких лет, а затем издал свой знаменитый учебник (1799–1805) «Лицей, или Курс древней и новой литературы», которым пользовались в Александровском Лицее через восемь лет после смерти автора.

Пушкин в письмах 1831 г. из Царского Села, где он проводил первые месяцы своей супружеской жизни (с конца мая по октябрь) и вносил последнюю правку в ЕО , не отказывает себе в удовольствии использовать старое, произносимое на европейский лад название места «Сарское Село» или «Сарско-Село».

3 …Читал охотно Апулея… — Луций Апулей, римский писатель II в., автор «Метаморфоз», также известных под названием «Золотой осел», который написан в подражание грекам. Русскому читателю это произведение было известно в основном по безвкусным французским переложениям, как, например, аббата Компена де Сен-Мартена «Les Métamorphoses, ou l'Ane d'or d'Apulée, tr. Abbé Compain de Saint-Martin» (2 vol., Paris, 1707 и последующие издания), на основе которого Ермил Костров состряпал неуклюжую русскую адаптацию (М., 1780–1781) {172} . Этот некогда знаменитый роман, повествующий о приключениях рассказчика, превращенного в осла, содержит несколько блистальных эротических образов, но в целом вызывает у сегодняшнего читателя еще большую скуку, чем вызывал Цицерон у Пушкина в 1815 г. или у Монтеня в 1580-м. См. также мой коммент. к гл. 1, XXXIII, 3–4.