Владимир Набоков - Комментарий к роману Евгений Онегин

Наконец, Иван Тургенев перевел эту кочевую песню из «Цыган» для восьмой главы посредственного романа «Братья Земганно» (1879) Эдмона де Гонкура, использовавшего ее в качестве «chanson du pays» [812]цыганки Степаниды Рудак (персонажа, также предложенного его русским другом).

И последнее четверостишие.

11См. коммент. к гл. 8, IV, 2, 6, 9.

13—14 С печальной думою в очах, / С французской книжкою в руках. — Возможно, по-английски это было бы более удачно передано так:

Звучит как искусное краткое обобщение завершающих строк «Меланхолии» Габриэля Мари Жана Батиста Легуве (Gabriel Marie Jean Baptiste Legouvé, 1764–1812).

(«Werther», произносимый как «Вертер», рифмуется с «vert» [816]— сокращенным названием романа Гете во французском переводе.)

Хотя это и не имеет никакого отношения к Пушкину и касается только измученного переводчика, мне бы хотелось отметить, что в силу какого-то просодического чуда сочетание пятистопного и двухстопного ямба может претерпеть «наклон» и быть перекроено в моем английском переводе таким образом, что возникают два идеальных четырехстопных хорея:

10Вариант этой строки в беловой рукописи:

Имеются в виду события июля 1824 г. — отстранение Пушкина от службы и высылка из Одессы в Михайловское.

2 …светский раут… — Слово «раут» употребляли в петербургском свете еще в 1916 г. В письме Вяземского жене от 1 августа 1833 г. встречается комичный варваризм — «фашьонабельный раут». Французы говорили «raout» {181} .

3 степные — в более широком смысле, чем «степь» в V, 9, — «сельские, деревенские».

6 Военных франтов, дипломатов… — Было высказано предположение (не помню кем), что, возможно, из-за опечатки, допущенной во всех трех изданиях (1832, 1833 и 1837 гг.), исчезла запятая после «военных» — слова, которое может быть понято и как прилагательное, и как существительное. Запятая в этом стихе, конечно же, в большей степени соответствовала бы пушкинской манере (и кроме того, устранила бы слишком нарочитый образ «военных франтов»).

14 Вкруг… около… — Сравнение банально, выражение неуклюже. Да и вся строфа неудачна.

5В отдельном издании восьмой главы (1832) эта строка звучит следующим образом:

Черновик этой строфы записан на обложке беловой рукописи восьмой песни. 10–11 Черновик (2387А, л. 17):

6 туманный — синонимы «пасмурный» и «сумрачный», фр. ténébreux, при использовании для характеристики Онегина.

1—7Беловая рукопись:

И отвергнутые стихи в беловой рукописи (4–6):

1 усмирился — означает «укрощен жизнью», «успокоился» в отношении своих «страстей» и т. д.

2 Иль корчит… чудака? — Глагол «корчить» соединяет в себе два понятия «принимать позу» и «гримасничать». Здесь имеется в виду скорее стремление выдать себя за кого-то, чем подражание, что исключает возможность использования в переводе таких глаголов, как «to аре» [817]или «to mimic» [818].

5—7«Мельмот-Скиталец» Мэтьюрина с печатью Рока и Вечности на смертельно бледном челе (см. коммент. к гл. 3, XII, 9).

Космополит — человек, чувствующий себя как дома в любой стране, особенно если речь идет об англичанине в Италии или русском во Франции. Онегин, однако, никогда не был за границей.

Патриот — националист, славянофил. Из «Путешествия Онегина», в которое он отправился в начале 1821 г., нам известно, что Онегин миновал период увлечения патриотизмом и разочарованным вернулся в Петербург в августе 1824 г.

Чайльд Гарольд Байрона, друг гор, собрат пещер и свойственник океану, но беспокойный чужак в обителях людей, с улыбкой отчаяния взирает на пестроту мира и крушит своих врагов проклятием всепрощения.

Квакер — член «Общества друзей», религиозной общины, основанной Джорджем Фоксом в Англии в середине XVII в.

Ханжа — слепой поклонник собственной нетерпимости.

Эксцентричный красавец того времени, сидя в состоянии апатии, закинув ноги на решетку камина, мог колебаться «между возможностью стать мизантропом и демократом» (Мария Эджуорт, «Скука», гл. 5).

Натренированный социологический слух Бродского улавливает в передаваемой речи этих строф (и в XII, 1–7) целый шквал оскорблений, который консервативные аристократы обрушивают на Онегина. Все это, конечно же, глупости. Бродский забывает, что Татьяна тоже подвергала сомнению искренность Евгения. На самом деле перекличкой вопросов и ответов наш поэт здесь скорее создает нечто вроде художественного двухголосья. Теперь читателя нужно заставить забыть, что Онегин — убийца Ленского. «Благоразумные люди» (XII, 3) — это всего лишь предполагаемые критики главы. Утверждения, что мы любим обо всем судить, что нам противен ум и мы цепляемся за традиционные ценности, всегда входили в ассортимент литературного красноречия со времени зарождения сатиры и не должны приниматься здесь всерьез. В противном случае весь пассаж лишается смысла, так как фраза «пылких душ неосторожность» уж никак не может относиться к Онегину; и в самом деле, подобные фразы незаметно вставлены сюда лишь для того, чтобы создать нужную атмосферу и подготовить переход к страстной влюбленности Онегина в Татьяну.