Том Шиппи - Дорога в Средьземелье

ЧЕТЫРЕ «РЕКОНСТРУИРОВАННЫХ» СТИХОТВОРЕНИЯ

Как указывает Хэмфри Карпентер (477), толкиновский вклад в сборник «Песни для филологов» составляет примерно тринадцать стихотворений [1] . В 1920 году Толкин начал преподавать в Лидсском университете. Ему сразу же поручили организовать курс по древнеанглийскому и среднеанглийскому языкам. В 1922 году его коллегой стал Эрик Валентин Гордон. Толкин и Гордон согласились предпринять совместное издание поэмы «Сэр Гавэйн и Зеленый Рыцарь», в том числе ради того, чтобы обеспечить студентов учебным пособием. Эта работа была окончена в 1925 году. Кроме того, Толкин и Гордон основали в университете студенческий «Клуб викингов». Члены клуба предавались питью пива, чтению древних саг и пению песен. Песни для клуба писали в основном Толкин и Гордон — они переводили на древнеанглийский детские стишки, сочиняли стихи на этом языке или просто слагали шуточные куплеты. Некоторые из этих произведений были позже частным образом опубликованы под названием «Песни для филологов» ( Songs for the philologists, J. R. R. Tolkien, E. V. Gordon and others (privately printed in Department of English, University College, London). Большинство из этих стихов — jeux d'esprit (478), мягкая сатира (как Lit. and Lang., «Лит. и яз.») или вещицы, примечательные только своей лингвистической утонченностью (как Syx Mynet, или древнеанглийское переложение стишка «Шестипенсовик есть у меня», или Ruddock Hand). Однако четыре стихотворения, как представляется, имеют более личный характер, и я, с любезного разрешения хранителей толкиновского наследия, здесь их перепечатываю. Спустя некоторое время после публикации «Песен для филологов» все четыре были вновь тщательно отредактированы и исправлены автором. Я выражаю благодарность Кристоферу Толкину за то, что он показал мне исправленные тексты и включил все необходимые изменения в приводимые ниже тексты. Поскольку три из этих стихотворений — на древнеанглийском, а одно — на готском языке, я сопроводил каждый из текстов переводом

Два из этих четырех стихотворений можно квалифицировать как «Стихи о березе» (479). Два других — вариации на тему похищения смертного существа бессмертным. Я полагаю, что они задуманы как воображаемые «прообразы» подобных баллад

У березы — нежные листья на сверкающих ветвях, она бледно–зелена и блистает, цвет деревьев в цвету, светловолосая и тонкорукая, властительница гор.

Ветра зовут, они бережно раскачивают ее, низко склоняет она свои ветви, играя; стройная, прямая и белоствольная, трепеща, она говорит на своем языке — яркий талисман, добрая тайна, благословение моему народу.

Вечер темнеет от облаков, сверкает молния, нежные листья летят по ветру, но прямо и верно стоит обнаженная белая береза и ждет — властительница гор (480).

Будь благословен, добрый человек! Будь благословенна, добрая женщина! Воздаю вам изрядную хвалу, многая вам лета приятной жизни! И тот, кто так много для вас потрудился, разъясняя руны и древние тексты, — да будет счастлив и он, и весел за своими пирами, и да хранит он здравый смысл и ученость!

Да будем мы и потом так же счастливы, как теперь, да не оскудеет радость, и да не оскудеет питье в кубках в будущие времена так же, как и в прошлые, — наполните кубки, и наполните кувшины! Виночерпий, виночерпий, подай нам меду! Рок далек от нас, хотя рок силен. Оставьте труды, налейте вина! (481)Радость коротка, а работы много.

Воспоем радостную песню, восхвалим березу со всем родом ее, одновременно учительницу, ученицу и предмет изучения, дабы все мы были здоровы, радостны и счастливы. Дуб станет добычей огня, потеряет радость, жизнь и листья. Береза же надолго сохранит свою славу, дивно сияя над светлой равниной.

Я был совсем еще мальчиком, когда настигла меня беда: я встретил девушку, и она сказала мне: «Приветствую тебя, мой дорогой, отныне мы с тобой не должны будем на земле разлучаться»,

— не должны будем на земле разлучаться. Увы! Лама, вльфийски прекрасная, и друг мой, увы! — не должны будем на земле разлучаться.

Она сразу поцеловала меня в лунном свете, она обняла меня и связала своим объятием Стремглав унесла она меня с собой во мрак, где непрестанно мерцала призрачная дорога,

— где непрестанно мерцал туман смерти. Увы! Дама, эльфийски прекрасная, и друг мой, увы! где непрестанно мерцала призрачная дорога.

Я не знаю, где я был, мы сели в лодку, там, где море стонет у берегов. Я пересек океан, и таил свои мысли про себя, но тоска моя становилась все сильнее,