Даниэль Клугер - Баскервильская мистерия

Образ зеркального лабиринта, образ системы отражений, двойников, важен для «Пурпурных рек» не только тем, что преступник обращается к сыщику с помощью зеркальных отражений. Тема лабиринта перетекает в тему двойников, близнецов. Поистине удивительная, причудливая игра: преступник (вернее, преступница), сопровождаемая сестрой-близнецом, похожей на нее как две капли воды. Пара жертв — столь же преступных, что и те, кто их выследил и убил, в сущности, тоже близнецы — если «принцип дополнительности» рассматривать как одну из форм двойничества: тут явные черты инфернальности распределены между ними. Один убитый — «мозг» преступления, зацикленный на идеалах нацистского «нового человека», мечтающий остановить процесс вырождения интеллектуальной элиты совершенно криминальным путем: проведением безумных генетических опытов, похищением и подменой младенцев и прочим. Не зря над многими сценами витает незримая тень нацизма — имена фюрера и Лени фон Рифеншталь, воспоминания о ее знаменитом фильме «Триумф воли» появляются на страницах «Пурпурных рек» не раз и не два: «Это кадры из фильма Лени Рифеншталь, снятого на Олимпийских играх 1936 года в Берлине… Реми (один из погибших — Д.К. ) утверждал, что эти Игры были ближе всего по духу к играм древней Олимпии, так как основывались на союзе тела и духа… Его завораживало слияние идеи и силы…»

Его двойник-партнер-сообщник — странное существо, слабоумный с патологической любовью к крысам, которым он дает человеческие имена, которых хоронит в специальных гробиках. Если вспомнить о том, что крысы — разносчики чумы, а что (или кого) называли и называют «коричневой чумой», достаточно хорошо известно читателям, то образ «повелителя крыс» выглядит расшифровкой безумных идей «первой половинки» этой пары.

И еще один двойник, двойник сыщика: «На рассвете того же дня в двухстах пятидесяти километрах от места действия полицейский офицер Карим Абдуф заканчивал чтение диссертации по криминологии.» Выходец из Магриба Карим начинал свой путь наверх так же, как его антагонист, а затем — партнер — путь вниз. Если полицейский комиссар постепенно превратился в волка-убийцу, то молодой араб из обитателей преступного дна поднялся до статуса вершителя правосудия — и не только формально, но и психологически. «Юный араб рос и переставал узнавать свой город. Грозная волна насилия вздымалась с его криминального дна… И он сделал свой выбор. Начав с кражи автомагнитол и угона машин, он… завоевал определенную финансовую независимость…» Но при этом «он знал, что удача рано или поздно отвернется от него. И тогда его вдруг осенило: он станет полицейским. Останется в темном мире преступлений, но уже под охраной законов, которые глубоко презирает, и государства, которое ненавидит всеми силами души…»

Словом, некий причудливый танец-игра, «танго втроем», где равно греховны (вернее, преступны; в идеологии детектива грех и преступление нетождественны) все действующие лица. Потому и погибают они, олицетворяя страхи разных стадий существования общества, постепенно: сначала безумные последователи фюрера с их маниакальной верой в научную магию; затем настигшие их убийцы — на самом деле столь же безумные, разделившие одно «Я» на двоих (одна сестра — альпинистка, всю жизнь проводящая среди ослепительно-белых вершин, другая — живущая под покровом ночи, ожившая покойница, то ли девочка, то ли мальчик, очень близко стоящая к привидениям комиссарова леса… А следом погибает и преследователь.

Но тут Гранжье отдал дань то ли традиции классического детектива, которую он сам же разрушал последовательно и неумолимо, то ли очередной моде современных европейских интеллектуалов, которая, в свою очередь, вполне согласуется с давней культурной традицией. Комиссар Ньеман раскрывает преступление и погибает. Волк гибнет, потому что он сам — хищник, преступник, возмездие (по законам жанра) настигает его, смерть среди белоснежных ледников неизбежна и воспринимается читателем как заслуженная кара за убийство, совершенное этим хищником в начале романа. Порождение обезумевшего, впавшего в маразм мира, утратившего чувство реальности, ищущего спасения в возрождении нацизма, он не может остаться в живых. Комиссар Ньеман не только воплощение надежд, сколько еще один образ страха перед агрессивным безумием.

Но вот его «близнец» Карим остается жив. Именно молодого чужака, презирающего государство и возненавидевшего преступность как порождение этого больного и одряхлевшего социума, автор оставляет в качестве защитника цивилизации и его последняя надежда. Поразительно, ведь и он — преступник, о чем говорится весьма подробно, он тоже убийца и грабитель, причем последнее убийство он совершает, уже будучи полицейским. Поистине странен предлагаемый спаситель… И дело не в том, что Карим — араб, как это может показаться поначалу. Связь его с арабским миром и исламом весьма условна: он плохо говорит на языке предков и о их религии имеет весьма смутное представление. Это настойчиво подчеркивается Ж.-К. Гранже. Важным является то, что Карим Абдуф — природный человек, у него здоровые рефлексы, его жестокость оправдана, ибо направлена против преступников и в защиту жертв. Юный варвар с арабского Востока, спасающий заслуженно презираемую им выродившуюся беспомощную, утратившую ориентиры цивилизацию — новая надежда европейского массового сознания, странная и своеобразная трактовка руссоистских взглядов.

Впрочем, это — рассуждение в сторону. Пока же я хочу подчеркнуть, что детектив-игра чаще всего не гарантирует победы сыщика-защитника и в силу этого не избавляет читателя от страха. И то, что для выполнения изначальной задачи в образцовом романе-игре «Пурпурные реки» автору пришлось ввести «удвоенный состав», лишь подтверждает это. Разумеется, образ близнецов важен и для другого мифологического ряда — уже мифологии XX века, мифологии нацистской генетики, но он несет также и иную нагрузку, в данном случае интересующую нас гораздо больше — необходимость дублеров в игре. Шахматная партия, именуемая «Ловля маньяка среди ледников», нуждается в двух слонах, двух конях и т. д. Иначе не выиграть. Белый конь не сможет прыгнуть на черную клетку, чтобы сбить убийцу-ладью…

Если говорить о произведениях, наиболее полно представивших «игру в детектив», то это один из последних романов того же Эллери Куина «Игрок с той стороны» и рассказ Хорхе Борхеса «Смерть и буссоль». Формально они столь совершенны, что могут представляться финалом, высшей точкой развития классического детектива, после которой дальнейшее его существование попросту невозможно.