Лев Гомолицкий - Сочинения русского периода. Проза. Литературная критика. Том 3

Вл. Слободник - сложилась ли так его судьба или его душа - весь как преломляющий кристалл. В потоке явлений трехмерного мира, текущем через него, собственной его глубины сразу не разглядишь. Но и он соблазнился. И, соблазняясь, чувствовал, что делает - так и начал стихотворение:

И рассказал: - когда ему было 16 лет, он жил в деревне у ксендза. Ксендз не догадывался, что в паспорте юноши против «вероисповедание» стояло «иудейского», да и как было догадаться - юноша ходил в костел, как правоверный католик –

в гром органов и шепот молитв.

Вместе с сермяжным людом бил поклоны перед «глиняным Христом», и огонь его поцелуев жег «холодную как тлен глину Распятья». Это не был ни обман, ни измена, это была первая любовь. И сколько воспринимающей нежности было к самому ксендзу. Но глубина, не измеряющаяся тремя мерами мира, ворочалась хаосом в душе, и ночами - в страстных снах ксендз являлся юноше необычным - «средневековым», в развевающейся черной сутане, - бил его крестом, крича: «Я знаю, кто ты! Кыш, брысь отсюда!» [249] Это стихотворение под названием «Во тьме кромешной» включено в издание: Современные польские поэты в очерках Сергея Кулаковского и в переводах Михаила Хороманьского (Берлин: Петрополис, 1929), стр.241-242. Ср. здесь же (стр. 239) характеристику творчества Слободника.

Здесь и завязался узел судьбы поэта.

Туго завязался - не развяжешь, только разве рассечь.

Поэзия его - бесконечное восторженное объяснение земле Мазовецкой в любви, неутолимая жажда звучания - в собственных устах - ее «солнечной речи». Костел - не столько внутри, сколько снаружи, - окруженный «рядами польских лип»...

Строк этих можно было не прятать от глаза ксендза. Но были и другие строки - «попирающие заветные святыни» - ночная память, тяготеющая над душою - кровью, «потому что душа тела в крови» (Левит 17, 10) –

В стихотворении «Голем» Вл. Слободник писал:

Душа его остановилась между - Мадонной и смуглянкой Юдифью. Мадонна - вдохновляющая и мучительная; Юдифь кровная, но тоже мучительная. Обе любви, и небесная и земная, мучительны потому, что он, любящий, - между ними, неслиянными, несоизмеримыми.

В одном из последних стихотворений - еще нигде не опубликованном - у него: –

«Широкая серая Мазовецкая земля, кто раз полюбил твои суровые пески, - навсегда останется в тени твоих кровель и замкнет в душе своей твое солнечное слово...

И увидят его братья в этой любви измену отчизне древней, предвечной, а дети новой отчизны увидят ее в свете темноту его крови - чужой, старой, больной.

И будет идти между этими двумя ненавистями всё печальнее, всё одиноче, как шорох сметаемых зимним ветром листьев, как звук песни самою темною ночью»...

В этих простых, уточненных до последней скудости словесных строчках - истинный человеческий трагизм, большая тема.

Большая тема в руках Слободника. Почти совсем не тронутая им, но большая.

И где же его «преломляющая прозрачность»? Не в ней, конечно, сначала бросающейся в глаза, но в этом стихийном зове крови его оправдание, ведь сказано же, что «душа тела в крови» [252] Лев. 17:11. .

Меч . Еженедельник, 1934, № 6, 10 июня, стр.8-10. Статья посвящена книгам: Włodimierz Słobodnik. «Modlitwa o słowo» 1927, «Cień skrzypka» 1929, «Nowa Muza» 1930, «Spacer nad Wisłą» 1931, «Pamięci matki» 1934. Об этой статье см.: Люциан Суханек (Краков), «Польская тематика в русском эмигрантском журнале “Меч”», Studia Polonorossica. К 80-летию Елены Захаровны Цыбенко (Издательство Московского университета, 2003), стр.314.

Сравниваю первый и второй сборник пражского Скита. На одного автора (Кирилла Набокова), следовательно, на два стихотворения - на две страницы - меньше. В остальном всё то же: те же имена, те же стихи. За год, отделяющий сборники, в Ските, по-видимому, ничего не произошло. По-прежнему скитники находятся под сильным влиянием Пастернака. Сквозь рабски усвоенные чужие приемы можно расслышать собственный голос лишь у двух поэтесс Скита: Аллы Головиной и Татьяны Ратгауз. Головина, «голос» которой несколько сильнее, поместила в сборнике стихотворение «Весенняя распродажа», в свое время напечатанное в варшавской «Молве» [253] Молва, 1933, № 289, 17 декабря, стр.3, рядом со статьей: А.Л. Бем, «Письма о литературе» (об Алле Головиной). , и удачную интерпретацию известной фабричной песни «Маруся отравилась...» - «Маруся»:

Скит обещает в скором времени издать сборник стихов А. Головиной «Лебединая карусель». Выбор сделан Скитом верно: Головина заслуживает предпочтения, ей оказанного перед другими скитниками. Напомню, что первой книгой, изданной Скитом, были стихи Вяч. Лебедева «Звездный крен». Это было в 1929 году. С тех пор дарование Лебедева вступило в какой-то роковой для него период творческой неустойчивости. В настоящее время он до остатка поглощен Пастернаком. Головина начала с того, чем кончил Лебедев, и, м.б., потому ее самобытный талант уже нашел в себе силы для преодоления чужого, несоизмеримо для него сильного, тяжелого влияния Пастернака. Молчание Скита на протяжении этих лет - 1929-1934 - кажется разумным и значительным. Может быть, не следовало торопиться и со сборниками, но выждать, когда лабораторная напряженная работа, ведущаяся в стенах Скита, принесет свои зрелые плоды.