Дональд Джонсон - Миры и антимиры Владимира Набокова

Это подозрение подкрепляется тем фактом, что Набоков сходным образом обыграл этот корень в «Бледном пламени», где Староувер Блю — профессор астрономии (СА 3, 329 и 479–480). В равной степени таинственный доктор Старов фигурирует в «Подлинной жизни Себастьяна Найта».

Свою предыдущую любовницу Долли VV также встречает, когда та выходит из библиотеки (СА 5, 217). Возлюбленные и книги повествователя и в самом деле «сплетаются в монограмму, подобную… рисунку экслибриса».

Как мы уже отмечали, Набоков пользуется тем же приемом в «Память, говори», где он иногда называет «ты» неизвестное лицо, которое оказывается его женой.

Текстовые ассоциации «Ты» — «Реальность» суммируются ниже.

В вездесущем клане графа Старова есть, возможно, еще один член. Это «русский Зоил» VV Демьян Базилевский, который следует за повествователем из Парижа в Нью-Йорк, где основывает журнал на русском языке (СА 5, 211). В принципе Базилевский мог бы быть отцом последней любви VV, y которой есть связи с «русским Нью- Йорком». Однако ничего не известно о том, что у Базилевского есть дочь или связи со «старым добрым Квирном».

Хотя Набоков не включает в этот ряд слова «blood» («кровь», в смысле «кровное родство»), это слово также входит в него и вполне может лежать в его основе.

Эта потеря ориентации сохраняется, даже когда VV вспоминает некоторые сцены много лет спустя. См., например, его рассказ о визите к французскому психиатру, который сюрреалистически (и, возможно, под воздействием опьянения) смешивается с домашней вечеринкой и сценой в приемной зубного врача (СА 5, 114–116). Сходным образом, прием тридцать лет спустя, которому также предшествует один из приступов «черной мигрени», кажется, происходит одновременно в двух разных местах (СА 5, 249–256).

VV дважды называет свою болезнь «dementia paralytica» (паралитическое слабоумие) (СА 5, 205 и 303), а также, с некоторым скепсисом, приводит медицинский диагноз его последнего припадка — «прогрессивный паралич» (СА 5, 301). Строго говоря, эти синонимичные термины обозначают страшное осложнение при сифилисе, частью которого является воспаление и дегенерация мозга. Симптомы обычно начинают проявляться через десять-двадцать лет после первичного поражения и заканчиваются параличом и смертью в течение трех лет. Хотя VV кажется сумасшедшим и в его поведении иногда проявляются такие стандартные симптомы паралитического слабоумия как мегаломания, нарушения памяти, депрессия, паранойя и галлюцинации (Cecil Textbook of Medicine. P. В. Beeson et al. Philadelphia, 1979), непохоже, чтобы его безумие было сифилитического происхождения, так как его приступы берут свое начало в раннем детстве. Паралитическое слабоумие per se не бывает врожденным, да и выздоровление повествователя после его последнего паралитического приступа/припадка не согласуется с таким диагнозом. Кажется вполне вероятным, что сумасшествие VV — не органического происхождения и что Набоков воспользовался этим термином для тематического удобства.

Сцены признания: Ирис — часть 1, 8; Аннетт — 2, 7; Луиза — 4, 4; «Ты» — 6, 2.

Кто этот «другой» англо-русский писатель — одновременно и очевидно, и не очень очевидно. Окончательный прототип, как будет показано ниже, — конечно, сам Набоков. Однако важно понимать, что туманный оригинал, бедной копией которого является Вадим Вадимович, — это набоковская персона, а не Набоков, автор романа. Мы будем обозначать эту набоковскую персону «Владимир Владимирович» (в кавычках), чтобы отделить ее, с одной стороны, от Вадима Вадимовича и, с другой стороны, от Набокова.

«Отец» Вадима погиб 22 октября 1898 года. Шестимесячный промежуток помещает день рождения Вадима в конец апреля 1899 года. То, что точная дата — 23 апреля (день рождения Набокова) подтверждается тем, что вечером 23 апреля 1930 года, когда убивают Ирис, VV идет на торжественный ужин (по случаю дня рождения?) (СА 5, 155).

Field, Andrew. Nabokov: His Life in Art. Boston, 1967, 54. Еще одно связующее звено с Кембриджем — мимолетное упоминание VV об одной из его «кембриджских душечек — Виолетте Мак-Д., девственнице опытной и сострадательной» (СА 5, 122), которая напоминает о Виолетте из длинного автобиографического стихотворения Набокова «Университетская поэма» (СР 2, 560–586).

Эпизод «двойников» с Оксманом перекликается с другой подобной ситуацией с русским продавцом книг Вайнштоком в написанной в 1930 году новелле «Соглядатай» (New York, 1965), у которой есть сильное тематическое сходство с «Смотри на арлекинов!». См. мою статью «Eyeing the Nabokov's Eye» в специальном набоковском выпуске журнала «Canadian-American Slavic Studies» (1984).

Любовь к опере и «английский стиль» ораторства — две черты из тех, что Набоков приписывает своему отцу в «Память, говори» (СА 5, 468–470).

Аннетт, вторая жена повествователя, по ошибке дает своим родителям экземпляр «чужого романа — из-за дурацкого сходства названий» (СА 5, 188). Олег Орлов, второстепенный писатель-эмигрант, ставший советским агентом и следовавший за VV во время его тайной поездки в Ленинград, путает роман VV «Королевство у моря» с книгой, весьма похожей на «Лолиту» (СА 5, 286).

Бабочки, равнодушие и даже неприязнь по отношению к которым (СА 5, 129) провозглашает VV (в отличие от лепидоптеролога Набокова), формируют собственный тематический узор в истории повествователя. Однажды они идентифицируются с мотивом арлекина (СА 5, 194) и появляются в сценах, описывающих начало любви VV к трем его женам и к Бел: Ирис — с. 129–130, Аннетт — с. 193–194, «Ты» — с. 291 и Бел — с. 231 и 239. Не случайно и то, что Луиза отсутствует в этом узоре.

Это следующие сцены: Ирис — с. 125–126, Луиза — с. 248, «Ты» — с. 292–293. Сцена, соответствующая Аннетт, существует только в зародыше на с. 176.

См. неопубликованную докторскую диссертацию Брайана Бойда (Boyd, Brian. Nabokov and Ada. University of Toronto, 1979) и Rowe W. W. Nabokov's Spectral Dimension. Ann Arbor, 1981. Наши замечания по поводу призраков базируются на работе Роу.

Этот аспект романа исследовался Людмилой Фостер: Foster, Liudmila. Nabokov's Gnostic Turpitude: The Surrealistic Vision of Reality in Priglashenie na kazn. // Mnemosina: Studia litteraria russica in honorem Vsevolod Setchkarev. J. T. Baer and N. W. Ingham. Munich, 1974, 117–129.

Подробное рассмотрение театрального элемента в романе можно найти в: Stuart, Dabney. Nabokov: The Dimensions of Parody. Baton Rouge, 1978, 55–85.

Анаморфное искусство зеркального отражения исследуется в: Leeman, Fred. Hidden Images: Games of Perception, Anamorphic Art, Illusion from the Renaissance to the Present. New York, 1976. По-видимому, здесь Набоков атакует миметическое «реалистичное» искусство и выдвигает противоположный аргумент о том, что искусство — это зеркало, в котором преображаются искаженные образы обыденного мира и реальность получает свое истинное отражение. В последние годы сходные идеи выдвигались некоторыми французскими писателями, которые пользовались понятием «анаморфизм» как метафорой для искусства в целом. Для справок см. Baltrusaitis, Jurgis. Anamorphoses: ou magie artificielle des effets merveilleux. Paris, 1969, 6.