Наталья Иванова - Русский крест: Литература и читатель в начале нового века

Я как раз противник того, чтобы смешивать в одном флаконе массолит и некоммерческую словесность; мне не нравится Басков, не нравится Волочкова именно за это смешение и сдачу; я за чистоту массолита, я – в защиту и с ожиданием захватывающей воображение, ставящей уму загадки, выразительной, доброй и обаятельной массовой литературы. Может быть (и здесь, как во многом другом, Ю. Лотман прав), для ее возникновения нужен высокий современный канон, «верх», по извилистым тропам спускающийся в литературный «низ»?

Можно и посмеяться.

Например, над тем, как это написано «независимой, умной и неординарной» хозяйкой модной галереи, «журналисткой и сценаристом» – так ее характеризует задняя сторона обложки.

«Глаза свекрови метали молнии». Или: «Вопрос с отдыхом не давал мне покоя, и я решила его прояснить прямо сейчас». Или: «Его теплое трогательное тельце доверчиво обмякло в моих руках». Не содрогайтесь, решив, что героиня «Дня счастья – завтра», второго по счету романа Оксаны Робски (этот, выпущенный издательством «Росмэн» черно-красно-белой пулей после успешного, судя по тиражам и рейтингам продаж, «Casual», получился совсем уж слабеньким) задушила собственного ребенка. Нет, не задушила: просто обняла. Такие у них, у насельниц рублевской зоны, железные родительские объятия.

Написано это никак, уровень письма – нулевой. То же самое и с сюжетом: элементарной завязкой (мужа убили – у всех мужа убили; муж бросил – всех муж бросил), а после завязки – череда подруг, смена домработниц, ресторанные встречи, кокаиновые вечеринки и прочая дребедень, даже не светская, а просто никакая жизнь, прописанная на Рублевке. К тому же неостроумно изложенная: Божена Рынска (Робски? Рынска? Что это у них, мода на усечение окончаний?), светский хроникер «Известий», даст Робски сто очков вперед, хотя бы по наличию иронии.

Но, как отмечалось еще «нашим всем», бывают произведения, ничтожные по своему содержанию, но показательные по успеху у читающей публики.

Пока вы будете смеяться, определяя нулевой уровень письма, ваши умные книги будут издаваться всего лишь тысячным тиражом, а книги О. Р. – статридцатитысячным. Пока вы будете пускать слезу над телесериалами, реальные персонажи полит– и элит-тусовки будут оттягиваться в описанных О. Р. стрип-клубах для дам. И так далее: ваш и их образы жизни таковы, что пересечься и встретиться вы можете только и исключительно в двух случаях: при просмотре телепрограмм и при чтении книжек О. Р.

Книги, кстати, позиционированы не как глянец: черно-красно-белый дизайн, твердый переплет, изящная, остроумная графика. Не дешевка.

Покупая такое изделие, потребитель приобретает больше, чем просто очередную книжку – показательный предмет определенного уровня притязаний. Приобщения к закрытому клубу где не только держат (и меняют, как перчатки) домработниц («моя домработница» – принадлежность почти феодальная), но и заказывают для них у модных «светских» дизайнеров фирменную одежду; не только делают массаж, но и оплачивают – на всякий случай – круглосуточное пребывание массажистки «под рукой»; не только обучают детей за границей, но и лечат их в бывшем «кремлевском» ЦКБ (продолжение номенклатурных традиций); не только ценят своих богатеньких мужей, но и оплачивают отстрел заказчиков их убийств. Здесь передвигаются на белом «Porshe Сауеnnе», одеваются в розовый шелк на Oxford-street и выбирают телефон «Panasonic» – очень удобную модель. Между аккумулятором и клавишами есть укромное место для пакетика сами понимаете чего.

Если бы О. Робски написала своего рода физиологический очерк повседневной жизни так называемой элиты, проживающей в рублевской зоне… Информации, к сожалению, в ее книгах как раз и маловато, – зато слишком много переживаний и вялых «диалогов». Но даже через такое (с) мутное изображение можно разглядеть черты, характерные для данного антропологического вида – тех, кто единственно себя и свое близкое окружение считает людьми – столь искренне, что это даже обезоруживает.

Итак, этот антропологический вид отличают следующие черты:

1. Крайне завышенная (зашкаливает) самооценка: обе героини О. Робски играют в некое дело (телеведущая, бизнес-вумен, топ-менеджер), которое обязательно проваливается; однако данные персонажи от провала не теряют, а почему-то приобретают дальнейшее направление вперед и вверх.

2. Патологическая неспособность к продуктивной деятельности: никакого результата, все уходит в фу-фу, кроме самого образа жизни с ночными клубами, Куршевелем, бриллиантами и тусовками.

3. Проблематичный уровень интеллекта. Кокетливые фенечки: эпиграф из Новалиса, «если бы я была Данте…» Ни от одного (одной) из действующих лиц как реальной, так и попавшей в книги О. Робски элит-тусовки читатель, слушатель, телезритель ни разу, кажется, не услышал ничего, что свидетельствовало бы об интеллектуальных усилиях; все судороги мозговых извилин уходят либо в (полит) интриги, либо в работу по переработке чужих мнений. «Мозг работал, словно дорогостоящий вечный двигатель по производству мыслей». Каких же? «Мысли были о Микки Рурке. О его дурацкой пластической операции»! Крупным достижением этого антропологического вида считается попадание в качестве объекта внимания в журнал «Семь дней».

4. Неприязнь к себе подобным, постоянная готовность к предательству и взаимоуничтожению: от заказных убийств и взаимных «подстав» до чудовищной радости и чувства полного счастья от неприятностей у «коллеги». Думаю, что именно по этой причине не только у героинь О. Р. ничего в личной жизни не клеится – не клеится и у наших «либералов», тоже всерьез приписавших себе какие-то необыкновенные качества (если им удалось вовремя ухватить большой кусок пирога. А кто не ухватил – сам дурак). Эта ненависть принимает и формы внешнего равнодушия – как, например, к судьбе Михаила Ходорковского, процесс которого является, конечно же, показательным применением «басманного» правосудия: чтоб у остальных хвост дрожал.

5. Классовое высокомерие, презрение ко всем, кто не включен в закрытую зону. Остальных можно просто не замечать (если они не угрожают твоей безопасности) или от них следует тщательно себя изолировать (в случае интуитивного ощущения угрозы).

6. Ограниченный лексикон. Ключевые слова – мой (моя, мое – дом, домработница, кресло, клиника, секретарша, водитель); сногсшибательно («должна выглядеть сногшибательно. Даже в милиции» – после того, как только что застрелили родного и горячо любимого мужа, не забыть надеть розовые шелковые брюки, например); сногсшибательный (галстук, костюм, брюки, девушка); приятно («сидеть в этом кафе было приятно» – этим исчерпано и описание, и эмоция); любимый цвет – розовый (игрушечный медведь, галстук, вышеупомянутые брюки, золото); шампанское (появляется в повествовании О. Робски и в повседневной жизни элит-тусовки постоянно – см. вышеупомянутые публикации Б. Рынской).