Сергей Костырко - Простодушное чтение

И в случае с манифестом мы, похоже, имеем дело не столько с эпатажем, сколько с искренним непониманием, а зачем, собственно, постель заправлять, лицо умывать, бельишко, прошу прощения, менять регулярно, ширинку застегивать после. Мы обязаны здесь предположить, что в основе этого манифеста лежит естественное стремление к соответствию внутреннего с его внешними проявлениями. Действительно, чего придуриваться, давайте, наконец, будем такими, какие мы есть на самом деле. С какой это стати мы обязаны… ну и т. д. А какие мы?

Последнее время «культовыми» явлениями культуры становятся как раз те, где происходит опускание некоторых понятий культуры до уровня массового понимания их. И здесь симптоматичен сам уровень этого понимания.

Скажем, понятие «патриотизм». Поиски художественного образа, в котором он стал бы доступен обществу, в котором соединилось бы сознание сегодняшнего «рафинированного» художника и «масс», привел в конце концов к фильму «Брат-2». И это явление знаковое. Оказалось, что само понятие патриотизма может жить в нашем обществе реальной жизнью только как гордость своей особостью, отделенностью, противостоянием всем остальным (тем же негритосам, хохлам, евреям и проч.), а уже в этой особенности особо ценится крутость, звероватая «широта» и «простота», то есть, мы в патриотизме мы способны ценить только уровень биологического родства. Гордое «Мы – русские!» из уст бордюрной шалавы на вопрос (он же – констатация) чистенькой культурненькой американки «Вы бандиты?» – это балабановский вариант михалковско-александровского гимна для «народа». И народ принял. Даже «патриотическая» печать поприветствовала. Фильм, снятый для «братков», стал «народным шлягером». Игры режиссера в интеллигентский стёб принимать всерьез глупо – они выглядят жалко и отчасти комично: кому, собственно, автор там кукиш в кармане показывает?

…Короче, пора бы нам, наконец, расстаться с некоторыми иллюзиями, пора бы осознать, что за последние пятнадцать лет мы не только не очеловечились, но даже и никак не оцивилизовались (голос нового поколения всегда – критерий), и не играть в европейцев. Потому как круг замкнулся – итогом общественных и культурных брожений последних пятнадцати лет стало возвращение общества к гимну Александрова-Михалкова и претензии на лидерство в культуре новой, слегка декорированной эстетами блатной субкультуры, ничем принципиально не отличающейся от национал-социалистической составной бывшей советской культуры.

Николай и Анастасия Литвиновы. Антигосударственный террор в Российской империи // «Новый мир», 2003, № 11

Тематика и направленность статьи Николая и Анастасии Литвиновых «Антигосударственный террор в Российской империи», в принципе, не должны были бы вызывать возражений. Речь идет об одной из самых сложных и актуальных сегодня проблем – об истории терроризма в России и связанной с ней проблеме государственного нигилизма среди русской интеллигенции. Разумеется, сегодня необходима переоценка революционного сознания отечественной интеллигенции рубежа XIX–XX веков, ее абсолютной уверенности в том, что Россию не пускает к счастью наличие в ней городового.

с этим трудно не согласиться. Статья заканчивается фразой:

Золотые слова. Проблема только в том, что вот с этими же словами приходится обращаться уже к самим авторам статьи.

По сути, предпринятая авторами переоценка наших представлений о революционном движении в России второй половины XIX века является попыткой принципиального пересмотра и наших сегодняшних представлений о взаимоотношениях гражданина и государства.

Авторы исходят в своей статье из того, что государственные институты в России XIX века являлись полным и абсолютным воплощением интересов, в том числе и национальных, всех граждан страны, что не было и не могло быть никакого зазора между частными интересами российских подданных и интересами государства.

Логика исторического анализа, которой пользуются авторы, по сути, отрицает идею государства как некой формы общественного договора. Именно государство, интересы государственных институтов становятся в их статье той определяющей ценностью, с помощью которой анализируются и оцениваются исторические факты.

Иными словами, не государство для человека, для общества, а человек для государства.

В чем это проявляется?

1

В статье предельно упрощенно описывается механизм общественных и исторических процессов в России второй половины XIX века. И, соответственно этой картине, в таком же предельно упрощенном виде предстают характеристики русских революционеров и оппозиционно настроенной интеллигенции.

пишут авторы.

Дальнейшее развитие авторами этого положения на историческом материале приводит к тому, что любое действие, имеющее целью «изменение института верховной власти, смену государственных лидеров, изменение государственного устройства», может рассматриваться в одном ряду терроризмом:

То есть государственным преступлением становится любое противодействие власти, любая форма протеста, не говоря уже о вооруженной борьбе против государства. И преступлением, что принципиально важно здесь, именно против национальных интересов русских.

Герцен, например, представлен в статье как один из «первых идеологов антироссийского террора», – отметим здесь пока только употребление «антироссийского» в значении «антигосударственного» (то есть эта формулировка предполагает, что деятельное сочувствие Герцена польскому национально-освободительному движению должно предполагать в мотивах поведения Герцена еще и ненависть к России и русским).