Владимир Злобин - Тяжелая душа: Литературный дневник. Воспоминания Статьи. Стихотворения

О них — ни в русской истории, ни в русской литературе. Ну, бесы, ну, чудовища, Вий, Страшная месть. А чиновники, педанты, начетчики — откуда они? Откуда это упорство, усидчивость, уверенность, дьявольское терпение, почти не живые существа, роботы. Русский человек ленив, ничего стахановского. Пил, буянил, безобразничал, даже убивал. Но так чувствовал глубоко свое окаянство, так от него страдал, что не выдерживал — топился, вешался. Вот как бедный Есенин и еще многие-многие другие…

И вдруг все обернулось величайшей неправдой. Акакий Акакиевич стал гангстером, председателем чрезвычайки, Макар Девушкин [441]— усмирителем венгерского восстания. Произошел неслыханный мировой скандал: скверный анекдот с народом-богоносцем. Почему?

Я уже давно собираюсь написать о новом, издающемся в Мюнхене русском альманахе «Мосты», о его вышедших трех номерах (о первом у нас в 86-й тетради была краткая заметка Н.В. Станюковича [443]). Я хотел это сделать в будущей, сто первой тетради, но, ознакомившись с материалом, решил, что для начала напишу только об одной статье, напечатанной во втором номере «Мостов», — статье неизвестного советского писателя «Соцреализм и цель». Она особого рода и требует отдельного обсуждения.

Статья эта была опубликована в прошлом году в февральском номере французского журнала «Эспри». «Мосты» дают ее в русском переводе, чем объясняется, как они говорят, возможность некоторых неточностей. Неточности… Бог с ними! Но от стиля статьи, от того «неуловимого», что иногда убедительнее всяких слов, вряд ли после двух переводов что— либо осталось, и это жаль. Автор — человек, как видно, незаурядный, сложный, пишущий своим языком, и, может быть, тех противоречий, тех странностей, что удивляют и смущают во вновь на русский переведенном тексте, в оригинале — нет.

В статье — два совершенно самостоятельных, ничем между собой внутренне не связанных элемента. Первый — историко-литературный, второй — пародийно-сатирический. Была ли статья с самого начала задумана как сатира на социалистический реализм и на тех, кто этой системе следует, или стала таковой лишь в процессе писанья — не важно. Во всяком случае, надо быть совершенно лишенным чувства юмора, чтобы все, что в статье говорится, принимать за чистую монету. И если наш французский собрат попался, то это можно отчасти объяснить тем, что статья написана специально для французского читателя. Я ниже отмечу отдельные фразы, включенные в текст с единственной целью «эпатировать» друзей и подписчиков «Эспри». Но как жаль, что Геннадий Андреев [444], отвечая советскому Кантемиру — «Тяжелая ноша», — потратил зря свой заряд благородства и душевных сил и только нас расстроил и сам расстроился.

Но перейдем — пора! — к доказательствам и примерам.

Статья начинается вопросом: «Что такое «социалистический реализм»?

В самом деле, что означает это диковинное выражение, режущее ухо? Разве можно говорить о реализме социалистическом, капиталистическом, христианском или магометанском? Отвечает ли это неестественное сочетание слов какой-то реальности? Быть может, такой реальности вовсе и нет? И автор спрашивает насмешливо-ироническим тоном: «Быть может, это всего лишь «видение» интеллигента, обезумевшего от страха?»

Далее — описание в комических тонах поисков ответа: тысячи критиков, теоретиков, рецензентов искусства, педагогов ломают себе головы и орут до потери голоса, пытаясь осознать, уразуметь и объяснить материалистический характер и диалектическую природу соцреализма. И сам глава государства, Генеральный секретарь компартии, отрывается от важных экономических проблем, чтобы высказать свое веское суждение об эстетических проблемах страны.

Точное определение социалистического реализма дано в уставе Союза советских писателей, где сказано, что социалистический реализм — это «основной метод советской литературы и критики, требующий от советского художника правдивого изображения исторически конкретной действительности в ее революционном развитии». Притом — «социалистический реализм должен содействовать идеологической переделке и воспитанию советских трудящихся в духе социализма».

Эта «невинная формула», как говорит автор, служит основой структуры всего здания соцреализма. Она определяет одновременно как связь реализма соцалистической эры с реализмом прошлых времен, так и разницу между ними: как первый, так и второй имеют целью создать представление, соответствующее действительности; но социалистический реализм вносит новый элемент: он берет жизнь в ее революционном развитии и настраивает умы читателей и зрителей применительно к этой перспективе, то есть в духе социализма. Старые реалисты, или, как их часто называли, «критические реалисты» (так как они критиковали буржуазное общество) — Бальзак, Толстой, Чехов и др., — давали образ действительности. Но они не знали гениального метода Маркса, они не могли предвидеть будущих побед социализма (и автор добавляет тем же насмешливо-ироническим тоном: «В этом была их трагедия, их «историческая ограниченность»).

Но соцреализм имеет в своих руках могучее оружие — доктрину Маркса. И опять ирония: он (соцреализм) обладает уже богатым опытом в борьбе и в победах; его вдохновляет компартия Советского Союза — его друг и бдительный наставник. Описывая сегодняшнюю действительность, соцреализм уже чует ход истории и смотрит в будущее. Он различает в нем черты коммунизма, не видимые для обычного глаза. И автор приводит пример: «Спросите европейца, чело века Запада: почему Великая французская революция была необходима? Вы получите кучу самых различных ответов. Но задайте тот же вопрос любому советскому школьнику, не говоря уже о взрослых, — и каждый даст вам точный и исчерпывающий ответ: «Великая французская революция была необходима, чтобы расчистить дорогу и ускорить пришествие коммунизма». И автор восклицает: «Уже давно люди не имели столь точного объяснения мировых событий — пожалуй, со Средних веков. Нам повезло, что мы его снова обрели!»

Таким образом, соцреализм представляет собой явный прогресс по сравнению с методами прошлого и достигает более высокой ступени — или, быть может, даже вершины — эволюции человечества; он достигает реализма, более реалистичного, чем когда-либо.

Тут каждое слово — насмешка. «Ослепительный свет струится с этой вершины», — продолжает автор и цитирует советского писателя Леонида Леонова: «Этот наш воображаемый мир более реален и более отвечает нуждам человека, чем христианский рай».

И автор продолжает иронизировать: «Нам не хватает слов, чтобы выразить наши чувства. Мы задыхаемся от энтузиазма и, чтобы описать великолепие того, что нас ожидает, мы прибегаем к негативным утверждениям. Там, в коммунистическом мире, не будет ни богатых, ни бедных, не будет ни денег, ни войн, ни тюрем, ни границ, ни болезней, ни, может быть, даже смерти! Каждый будет есть и работать сколько он хочет; работа будет приносить вместо страданий только радость! И, как обещал Ленин, мы будем иметь ватерклозеты из чистого золота… Да что тут говорить!»