Андрей Дашков - Наша фантастика, №3, 2001

— Во-первых, не нужно, а можно, во-вторых, не с минеральной водой, а из-под минеральной воды. А в-третьих, еще только пять минут прошло. Где тебя, олуха такого, программировали?

— Я решил, что если ты пришел через пять минут, то через час ты прийти уже не можешь, — начал оправдываться он.

— Через час — значит в течение промежутка времени от нуля до девяноста минут с указанного момента, включая верхний и нижний пределы. Это понятно?

— Но девяносто минут — это час и еще тридцать минут, — не понял робот.

— Это условное обозначение, — отмахнулся я. — Но где же найти для тебя сопротивление?

Тем временем из магазина с довольным видом вышел мужик с бутылкой «Пшеничной» в руках. К нему присоединились еще двое, у которых прояснился взгляд и расцвели улыбки, когда они увидели, что он несет. Все трое дружно отправились в ту сторону, откуда мы только что пришли. И внезапно меня озарило.

— Слушай, — сказал я роботу, — видишь тех троих?

— Вижу, — хмуро отозвался он.

— У одного из них в руках бутылка. Подойди к ним, вырви у него ее и хлопни об асфальт. Будет тебе сопротивление!

— Правда? — обрадовался робот и поспешил выполнять мои рекомендации.

Я собрал все, что осталось от робота, и погрузил на корабль.

— Куда тебя хоть везти? — спросил я, разглядывая пульт.

— Там есть красная кнопка, — ответила отделенная от туловища голова моего собеседника, — на нее не нажимай.

Я с трудом удержал руку, уже потянувшуюся было к красной кнопке.

— Олух, говори, на какие нажимать!

— Слева на пульте — зеленая и желтая, а справа — синяя и коричневая. Нажми в той последовательности, как я сказал.

Выполнив это, я едва успел заметить удаляющееся Солнце на экранах внешнего обзора.

— Ну, как тебе сопротивление? — поинтересовался я, закуривая.

— Я не успел ничего сделать, — пожаловался робот. — Нельзя же так сразу.

— Ну, я тут ни при чем. — Я пожал плечами. — Никто не виноват, что скорость обработки данных у тебя хромает.

— Сто миллиардов операций в одну наносекунду.

— Видать, маловато.

Тут маленькая звездочка, которая казалась до этого пылинкой в космосе, неожиданно выросла и заняла весь экран.

— Теперь нажми на белую кнопку два раза, — скомандовала голова.

— А одного ей недостаточно?

— В первый раз она заест.

На экранах появилось изображение огромного космодрома со множеством кораблей, и я понял, что мы прилетели.

Включились системы торможения, и на несколько секунд наш корабль завис прямо над другим таким же кораблем, мирно стоявшим на космодроме, видимо размышляя, приземляться ли прямо на него. Наконец бортовой компьютер решил, что не стоит, и мы хлопнулись в десяти метрах правее.

Все-таки милые люди эти инопланетяне. Мы с ними отлично побеседовали и произвели друг на друга очень приятное впечатление. Напоследок я поинтересовался:

— Я одного не пойму. Зачем вам понадобилось захватывать нашу планету?

Инопланетяне переглянулись:

— Мы и не собирались этого делать. Мы послали робота исследовать Солнечную систему, и больше никаких указаний ему не было дано.

— Ну тогда я вообще ничего не понимаю. Этот гражданин явился на Землю, стал разбрасываться ракетами и кричать, что он захватчик.

Профессор с длинной седой бородой оглянулся на голову робота:

— Опять самодеятельность?! Проклятый параноик! И угораздило же меня с тобой связаться! Пущу на переплавку, — пригрозил напоследок он.

— Так, значит, у вас и в мыслях не было вторгаться на нашу планету?

— Нет, конечно.

Вот так всегда! Только приготовишься понаблюдать настоящее нападение, как перед тобой извиняются и заявляют, что это была ошибка. Неинтересной стала жизнь!

Автоматная очередь прошла поверху. Лейтенант инстинктивно втянул голову в плечи, хотя в этом уже не было нужды, потом высунулся и выстрелил в ответ. Солдат сидел прислонившись к земляной стене окопа, и на лице его была написана смертельная тоска. Он только что присоединил новый магазин, но не спешил стрелять, потому что знал, что произойдет через несколько минут. Знал, хотя ему и не полагалось. Никому здесь не полагалось, однако знали все. На передовую информация проникает по самым немыслимым каналам.

Якобы сегодня в 18.00 противник собирается применить сверхоружие. Может, и в самом деле применит — с него станется, хотя по договору, гласному или негласному, обе стороны пока воздерживались от таких шагов. Наши, опять же якобы, узнали об этих коварных планах и теперь нанесут направленный упреждающий удар. Можно догадаться, насколько он направленный, если ровно в полдень приказано надеть сразу все средства индивидуальной защиты, от противогаза до крэкера (в переводе на человеческий язык это значит, что ни одно из них не поможет). Но уж точно — упреждающий. Аж на шесть часов.

Когда-то, еще в школе, их возили по местам Славного Прошлого, и женщина-экскурсовод, профессионально тараторя, выдала: «Перед отступлением из города оккупанты хотели взорвать мост, но это им не удалось, так как наши подпольщики их опередили». Класс зашелся диким хохотом.

Солдат попытался улыбнуться, но лицо его исказила гримаса. Ну да — бей врага его же оружием… Сверхоружием. А сейчас у него уже есть свой сын. Малыш. Его пока что ни разу не возили на школьные экскурсии. Похоже, и не повезут.

Было без трех минут двенадцать.

Он заметил, что лейтенант стреляет не в сторону противника, а в яркое летнее небо. Э, да он не так уж и глупо себя ведет. Он вообще не дурак, мобилизованный студент, какой-то физик-химик, не из этих уставных рыл. И защиты на нем нет. Впрочем, защиту надел только командир отделения, ветеран и идиот. А может, и не надел: у него такая рожа, что от противогаза не отличить. Поговорить бы с ним напоследок, но лень, лень… Солдат никогда не думал, что именно это чувство овладеет им в такой момент.

— Слышь… Да брось ты палить, все равно без толку! — пересилил он себя. — Лучше объясни, чем сейчас накроют — и нас и их. Ты же ученый!

Лейтенант посмотрел на него без удивления. Потом мельком глянул на часы: он тоже ждал полудня.

— Ты знаешь такое понятие — «абсолютный растворитель»? — сказал он спокойно, но быстро, чтобы успеть. — Так вот, теоретически — это вещество, способное растворить абсолютно все. Но на практике его нельзя получить, с ним нельзя работать, потому что его невозможно хранить: оно растворит любую емкость. Так же и с абсолютным оружием.

— Чего «так же»?

— А то, что, как я понимаю, ни я, ни они, — лейтенант указал большим пальцем вверх, — не могут знать, что случится три минуты спустя… Нет, даже две. Сверхоружие — это абсолют. Его нельзя испытывать по определению, а применить можно только один раз: сразу после нажатия кнопки оно заживет своей жизнью, вернуть под контроль его уже будет нельзя. Как абсолютный растворитель. Понял теперь?