Соломон Барт - Стихотворения. 1915-1940 Проза. Письма Собрание сочинений

Так можно к трупу прикасаться,
Лаская обувь тех высот,
Так можно смерти не бояться,
Кривя в улыбку жадный рот,

И видеть стопы те в сияньи,
Тела в слияньи… Оттого ль,
Что вся любовь в иносказаньи…
И в этом смысл. И в этом боль.

Целуя след твоей обиды —
Где ты ступала, где цвела,
Могу ли иль хочу увидеть
Во имя жизни и тепла,

Что грязь была земною грязью,
Как и проклятия мои
Земными были, — что на страже
Стоит бесправие любви.

Я изменил твоей измене —
Я не порочу, не кляну.
Любовь покинула застенок
И привечает тишину.

Твоя ли блажь? Мои ли слезы?
Но чей бы это ни был сон —
Запомним быстрый день погожий
И безответственный закон.

Нельзя в лобзаньи лицемерить,
С безвольем волевое слить.
Так нам вещает мудрость зверя,
Так кормит душу волчья сыть.

Так от меня ты шла к другому —
Ты шла ко мне, ты шла к нему,
Так наши молнии и громы
Из тьмы восходят, сходят в тьму.

Слова мои звучат упреком,
А мне бы ритм — удар в удар —
Мне б только видеть, как — наскоком —
Тебя уводят в тот угар,

Как ты, упрямясь чуть и млея, —
Удар в удар — идешь за ним,
Как танец зреет и звереет.
И ночь и ночь. И дым и дым.

И бесконечный переулок.
И ночь и дым. И ночь и ты.
И сердца шаг. И шаг твой гулок…
И ты идешь из пустоты.

Над пустотою ты ступаешь.
Земля уходит из-под ног.
Проходишь мимо. Исчезаешь.
Но в мире нет иных дорог.

Приводит всё к великой казни,
Затем великой, что она
Из жизненной водобоязни
Выносит нас на берег сна.

И мелкий путь телесных странствий
И духа яростный потоп —
Всех вожделений окаянства
Венчает тленьем мудрый гроб.

И в этом чуде разложенья,
Во мгле летейской глубины
Нас ждут безлиственные сени
Неодолимой тишины.

О, эту тишину лелеять:
Свой шаг, свой танец позабыть,
Последний вес и смысл развеять —
Да, только так дано любить.

Земным веселием тревожим,
Биясь в томленьи, как в петле,
Ты вновь пытаешь в день погожий
Свое рожденье на земле.

И руки голода и страсти,
И красное в тебе, во мне —
В огромной синеве, как снасти
На звонком, на прозрачном дне.

Но сердца вещее начало
Сгорает в гибельном, в чужом,
Стихает жизнь в глуши причала
Огромной тьмой и малым сном.

А там совсем, совсем иное:
Мы забываем по утрам,
Куда тишайшею тропою
Восходят дни к своим ночам.

О бытие! О блеск одежды!
Вокруг тебя, вокруг меня,
Вокруг земли расцветом свежим,
Крылатой зеленью звеня,

Вдруг с облака — ожогом кисти —
В поля отброшен, с небом слит,
Кто здесь свершает путь лучистый,
Кто рукавами шелестит?

Как дети, вот они играют,
И вот детей уводят спать,
Как птиц стремительная стая,
Как зов залетный — здесь, опять —

Твое приветствие, разлука,
Глухая жалобная весть,
И шелест рукавов, и руки,
И боль, которой нам не снесть.

В переселенье душ поверить,
Иль не поверить… Всё равно,
Той глубины нам не измерить
И не продеть звена в звено.

Всё повторится: звери, птицы,
И человек, и сон, и явь,
И мака алые зарницы,
И легкий веющий рукав…

И все часы во имя смены,
И смены все во имя снов,
Во имя верности, измены,
В размене тающем часов…

О нет! О нет! Мы помним, помним,
Как убивали по ночам,
Как смерть ступала по камням
В подвала сумраке огромном.

Да служит равенству и братству
Земной развесистый уют!
Давно во славу равной части
Победу барабаны бьют.

Не знаменем ли красным пышет
Столицы древней фронтиспис…
Но где же глубже, ниже, выше
Опять бунтуют верх и низ.

Ученый хочет постоянства,
Поэты просят подождать…
О, диктатура окаянства!
О, жажда женщины рожать!

Но что б ни сбылось: пусть случайно
Встает на смену власти власть, —
В игре судеб необычайной
Важна не истина, а масть.

Твоя душа из горностая.
Был красен ты, а ныне бел.
Судьбины ветр несет, качает
Твою земную колыбель.

Опять бредешь под небесами,
Под рукавами по земле,
Опять ты убаюкан снами, —
Биясь в томленьи, как в петле.

И если любишь, ненавидишь,
Всё так же веришь, так же лжешь, —
Всё та же жжет тебя обида,
Что правды нет, что лжива ложь.

Так, восходя от часа к часу,
Непроницаем человек:
Сегодня бел, а завтра красен —
Кто славянин, кто печенег?

Так что ж, друзья! встав на ходули,
Раскинем веером наш взор.
Но наш единственный, от пули
Не перекошенный забор

Не отдадим… Напишем повесть,
Как мы, теряя , берегли
И честь свою и даже совесть,
Высокий дар родной земли,

Как неустанно мы боролись
С соблазном храбрости шальной,
Как жили в мытарствах недоли
И сновиденьем и мечтой.

Белей снегов и горностая —
Сквозь красный клюквенный кисель —
Мы до отчизны докачаем
Свою пустую колыбель.

Голубое высокое небо.
Тишина на полях, — вдоль лугов.
Мне — пройти непомерностью лета
До осенних пустых облаков.

Сколько раз эта ложь повторялась,
Эта мнимая вечность в груди!
Впереди — необъятное небо,
Золотая печаль — впереди!

Не цвести уж весенней тропе.
Надвигается осень.
Эту книгу дарю я тебе,
Эту чашу и посох.

Над порогом угрюмым моим
Нависают деревья.
Ты уходишь сквозь зори, сквозь дым
В ветровые кочевья.

Жизнь жестока на дальних путях.
Знать, судьба уж такая!
Стая птиц высоко в небесах,
Журавлиная стая.