Соломон Барт - Стихотворения. 1915-1940 Проза. Письма Собрание сочинений

Я вижу мир… Постиг я кабалу
И камбалу, зонты и горизонты,
Всё спутано, всё смежно… За хулу
Меня накажут трезвые архонты.

Но есть мечты, есть мысли легче тени:
Следишь ветров и дней круговорот,
Жука паденье, смелой птицы лет,
Копченой рыбицей сознанье пенишь.

И вот опять на блюде голубом
Лежу я — камбалою пропеченной,
Сияя смертным и съедобным сном,
И вожделением, и тайной отраженный.

Часы звенят о вечности, о чуде,
О буднях… буднях… буднях… И на блюде,
Где в смежности и спутанности снов
Мелькают тени тающих паров, —

Дымится плоть, съедобная, немая —
Моя душа, душа моя живая.

Чем темней, чем глуше на кладбище,
Тем тревожней поступь тишины.
То не птица мечется и свищет,
То не певчих голоса слышны.

То молчанье медленно роняет
Не росу, не слезы… Канет и звенит…
Вспомни! Вспомни! Смерть не всё сжигает.
Слишком тихо у могильных плит.

Я сегодня, радостью согбенный,
Мудр и ласков, сокровенно тих.
Музыка моя — проникновенный
Величавый пятистопный стих.

Близок сердцу сон любви и крова…
Плоть благословивший добрый Бог —
Бог роняет жертвенное слово
В хмурь, в бездолье, в кривизну дорог.

Растворившись в кисти виноградной,
Весь в соку, в брожении земном —
День ложится тяжестью отрадной,
Гулкой песнью опоясал дом.

Закрыть глаза и с тишины погоста
Отпрянуть вновь в заветную весну,
Давно страшась и подвига, и роста,
И полюбив докучную вину.

Глядеть в глаза, которые не помнят
Глумливых дней паденья твоего,
И слушать смерть, идущую вдоль комнат
На тихое земное торжество.

Закрыть глаза… Сжигая мысли пламень,
Изжить себя, стать снова только сном.
И тишину, и исщербленный камень
Признать своим заслуженным концом.

Подай мне милостыню, Боже!
Всё, что вершится на путях,
Что сердце жадное тревожит —
Всё только прах, цветущий прах.

Не счесть земных крикливых весен.
Душа безумна и темна,
Пока не всходит сердца осень,
Предсмертной мудрости весна.

Любовь… но это так печально…
Всё, что вершится на путях:
Мельканье лиц и дым вокзальный —
Всё только прах, цветущий прах.

Будь милостив! Подай мне, Боже,
На бедность, чтоб в последний час
Благословил я смерти ложе
И тьму опустошенных глаз.

Я помню день и дом. Самозабвенно
Я ждал, в тишайшем сне окаменев.
Так ждет земля, чтоб благости весенней
Принять несрочный золотой посев.

Пусть день ушел. Пусть всё тоска и небыль.
Единый день безумством не зови!
Я помню день, и дом, и много неба
Над домом и над днем моей любви.

Но что-то есть. Совсем, совсем иное.
Не жизнь, не смерть. Не сердце огневое,
В провалы тьмы летящее звездой,
В пустыню мысли творческой мечтой.

Но то, что есть, в биеньи сердца слышу…
Всё глубже мир, торжественней и тише.
И, если только сон — мой взор и слух,
Кто б ни был я: земная плоть иль дух —

Я тайный луч сферического света.
Так мрак, ночной агат, сечет комета,
Неся с собой загадочную весть.
Так в нас самих таится то, что есть.

Всё та же поступь дромадера —
Покорно долгий лад копыт.
И сквозь пески своих поверий
Пустыня сумерки цедит.

Скончался день в пути суровом.
Белесым саваном луна
Сокрыла прах. Весь воздух скован
И жаждой дышит тишина.

Но глубже жажды и томленья
Встает безмерной дали сон:
Страна горячечного бденья
И бесконечный звездный звон.

В глазах закрытых больше неба.
Под пылью бледных, душных лиц
Светил загадки и молебны
Сплелись с загадками ресниц.

И там пески… Пески… Пустыни…
И там свершают долгий путь,
Свой вещий путь за сумрак синий,
Отвергнув жизни боль и муть.

И там вселенских повечерий
Заря возносит голоса…
И длится поступь дромадера…
И сонно смежены глаза…

Картину верную допишут…
Я так устал, дрожит рука.
Всё чаще дромадер мой дышит.
Пустыня вечная близка.

Ты приходила утром в час тумана.
Ты зажигала синие костры,
Ты озаряла сонные поляны
Еще немой непознанной игры.

О мудрости, о вечности, о Боге
Твои слова вещали в тишине.
И проросла в глуши моей тревоги
Томленья боль о небывалом дне.

Цвела весна. Клубились дни крутые.
Леса звенели шепотом тугим,
И вдоль полей в пространства ветровые
Шел от земли цветенья терпкий дым.

И помню я: чрез дальние просветы
Твой голос звал неведомый, глухой.
Он повторял тишайшие заветы.
Он был земной… Он был совсем иной…

Я забывал. Я тайны не расслышал.
Дышал соблазном. Смертью обрастал.
Как в благовест, я погружался в душу
И слушал вновь… И снова забывал…

Но жизнь ушла. Всё реже в час тумана
Твои сияют синие костры.
О, тихие прощальные поляны
Уже давно проигранной игры.

В белом зале окна алы.
Свет зари и лунный свет.
В трудном роздыхе вокзала
Я дремлю уж много лет.

Дней моих тишайший пепел.
Зыбь усталая зениц.
На карнизах ночь и небыль
Небывалых дней и лиц.

Дни и лица… Непомерны
Голоса их позади.
Позабытые цистерны
Притаились вдоль пути.

Как в театре — мгла и выси
И берез немая стать.
Мчатся рельсы за кулисы
На висок в седую прядь.

Кто посеял эту небыль:
В лунном свете семафор?
Кто исполнит тьмою взор?
Кто развеет этот пепел?

Опять крылом взмахнула ночь
И уронила звезд сиянье.
Мысль, затаясь, отходит прочь
В свои над бездною скитанья.

Такая ль ночь была тогда…
Крутая теплилась дорога,
Тишайшая цвела вода
Светил — колодцы в тверди строгой.

А я и молодость — мой сон —
Моя судьба — мой громкий голос…
Кто вел меня? Со всех сторон
Звенел полей вселенских колос.