Коллектив авторов - Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

В Вологде есть памятник Батюшкову, мучительно-странный. Он стоит, спешившись, рядом с конем, перед ним Соборная площадь, за ним – крутой берег и река, огромный конь опустил голову и щиплет воображаемую травку, а Батюшков рядом с ним, такой маленький и растерянный, стоит и не знает, что теперь делать, куда идти…

Мой первый приезд пришелся на время личной болезненной растерянности и тоски – что делать, куда идти. Приехала в вологодское отделение СРП на фестиваль «Плюсовая поэзия», никого там не зная, и получила что-то вроде прибежища. С 2012 года съездила к ним семь раз.

За это время творческие семинары вели Айзенберг, Василенко, Вежлян, Переверзин, Кубрик и другие достойные люди, книжки презентовали с десяток поэтических издательств, СП обзавелся деревянно-кружевной резиденцией и начал издательский проект. За это время Лета Югай получила премию «Дебют», а Наталья Мелехина – кучу других премий, Антон Черный уехал в Америку и вернулся, по пути перевел книгу стихов Георга Гейма и два тома немецких и английских поэтов Первой мировой, Наталья Боева перестала писать стихи и пошла работать в Музей кружева, а Мария Суворова пошла работать культурным журналистом на местное телевидение, но стихов писать не перестала. У Наты Сучковой вышло три сборника стихов, у Марии Марковой и Антона Черного – по два, у Андрея Таюшева – не меньше пяти тонких самиздатовских книг. Как будто целая жизнь прошла или большой ее кусок.

О них писали Елена Титова, Андрей Пермяков, Максим Алпатов и Марина Гарбер. Но исследовать вологодскую литературу начала 2000-х как единый живой организм давно уже хочется (насколько я слышу – не мне одной) и однажды придется. Просто не в этот раз.

В этот раз только несколько слов о новой книжке Сучковой. Книжка воймеговская – Сучкова в этом последовательна, очень маленькая – тридцать семь стихотворений, плотно тематически и интонационно организованная.

Она разом про вологодские окраины и литературу, в ней облака из молока, молоко из ваты, вата из молочной пены, ватник носят Мандельштам и деды пригорода, по облакам ходят и окают коровы, Пушкин переписывается с Дельвигом в Instagram, а «над зеленой Русью» летят велосипед, самокат и синий трактор «Беларусь». За дорогим мне Натиным голосом звучат другие дорогие голоса: с самолета пересаживался на самокат и доезжал до последнего березнячка герой Олега Чухонцева в «А березова кукушечка зимой не куковат…», в тракторе «Беларусь» вил гнездо монах Вера у Дмитрия Строцева. Во фрагменте «он потом наверняка – выдержал ли лед? – / у прибрежного ларька за угол свернет» мне послышалось «Синеватое облако…» Георгия Иванова, и интервью Людмилы Егоровой с Сучковой мою версию подтвердило [71] Вестник ВоГУ. 2019. № 3 (14). .

Интервью вообще познавательное, многое в стихотворениях Сучковой объясняющее. Кто эти бабы Нюры, бабы Вали, дед Никола, дед Борис, может быть, для текста и не важно – какие-то родственники, несложно догадаться, – но читателю необходимо понимать, почему они имеют такое значение в мире автора, почему так важно их вспомнить, описать, наделить голосами, ненадолго оживить и «котиков, схороненных Люсей», и Люсин умывальник.

В том же интервью Сучкова вдруг говорит: «Прошли те времена, когда меня смущали приблизительные рифмы, отпала необходимость <���…> «строить забор» – когда рисуешь схему ударно-безударных слогов, чтобы шаткое сооружение стиха не завалилось на соседский сарай. Завалится – так и славно». Теперешние рифмы небанальные, приятные на слух и ассонансные (диссонансной, кстати, ни одной). Размер может от строфы к строфе измениться, 4-стопный может стать 5-стопным, усеченный – полным, цезура может побыть да и сплыть. Выглядит ли это как решение конкретной художественной задачи? Нет, сейчас не выглядит. Сейчас выглядит как этап. Шаткое строение чуть кренится, потому что автор ослабил гайки, но не падает. А хочется, чтобы уже упало, рассыпалось на щепы, а потом заново собралось в такое же, да не такое.

Разрушается родовая синтаксическая связь: «Шарик стеклянный, ларек оловянный, / я – буратино твоя, деревянный», «он на синем летит „Беларусе“». Формально разрушение оправданно. Буратино и в самом деле любого рода, он кукла с окончанием среднего, а трактор действительно мужского. На синего белоруса я интуитивно согласна, летал же Вакула на черте, но вот «Беларусь» мужского рода пережить сложнее. В «Деревенской прозе» (2011) и «Ходе вещей» (2014) я таких вольностей за автором не помню – но хорошо, что они есть.

И последнее наблюдение: читаешь, убаюканный подробностями советского быта с алюминиевыми подойниками, чугунными ваннами и прочими кадушками, а иной раз вздрогнешь – встретишь строчку, обрушающую всю «деревенскую прозу»: «первоклассники целуют медвежат». Ну хорошо, обычные первоклассники, может быть даже советские, и обычные медвежата, которые, конечно, в Вологде ходят по улицам, или даже олимпийские медвежата на открытках к 1 сентября, ну целуют они их, может, от радости, что снова в школу, я не знаю. А потом догадаешься, что происходит на самом деле. Это Кристофер Робин уходит от нас – из мира алюминиевых подойников. И целует их на прощание.

Вся книга тогда звучит как прощание с прежней эстетикой, потому что «вытряхивай свою убогую / и понимай, что вырос ты / из фрака, из шинели Гоголя» и выплыл в открытую воду,

и дернется вниз ресторан «Поплавок», и рыба попалась большая.

Помните старый анекдот типа хармсовский про писателя и говно. Писатель говорит: «Я – писатель». А Читатель отвечает: «А по-моему, ты говно!» Писатель стоит несколько минут, потрясенный этой новой идеей, и падает замертво. Его выносят.

На ТНТ стартовало новое шоу «Суперстихи». В роли поэтов – пять графоманов, в роли читателя, сообщающего «ты говно», – некие судьи, я о них потом расскажу.

Я человек заинтересованный. Налила жбан кофе, села смотреть, благо что шоу всего полчаса идет.

Ведущий, он же рэпер ST, известный широкой публике своим поражением в баттле с Оксимироном во времена, когда баттлы еще были популярны, говорит: «Цель моя – показать, сколько у нас молодых и талантливых поэтов».

Появляются молодые в количестве пяти человек, молодым под тридцатник.

В роли единственного члена жюри Семен Слепаков. Он подбадривает молодых четверостишием Иртеньева: «В такой большой стране, как эта, / Таких, как я, хоть жопой ешь».

Первый участник – 27-летний Роман Шишкин из Белгорода: «Я никому не подражаю. Я привык быть первым. Я знаю свое кредо – искренность и честность».