Коллектив авторов - Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

Стихотворение опубликовано в «Новом мире». Редкий случай, когда не только текст, но и любая цитата из него говорят сами за себя. Любая строчка – очень удачна, но не для поэзии, а для того, чтобы посмеяться над ней («Сорокопут расцветает свои крыла»), как это бывает в анекдотах и пародиях, где для достижения соответствующего эффекта все поэтическое непомерно сгущается, гипертрофируется, а все невнятное делается особенно многозначительным.

Язык у Агриса намеренно архаизируется. Архаизмы одновременно дробят и сгущают смыслы, которые, казалось бы, должна усиливать аллитерация, но вместо этого все вместе только отвлекает от них или маскирует их отсутствие, разбивая всю конструкцию, как старинную китайскую вазу. Казалось бы, все это могло бы связаться и в мандельштамовский «пучок» торчащих в разные стороны смыслов, но у Мандельштама работа тонкая, а у Агриса все равно что каша из топора, вернее, из словаря. Одновременно вкупе с избыточными и грубовато составленными образами создается эффект пустоватой и помпезной сюрреалистичности и барочной живописности, профанируя не хуже полотен Никаса Сафронова: «…подобно порнографии, внешняя красота стихотворения или картинки указывает лишь сама на себя» [70] А. Тавров. Революция поэтического (еще раз об утрате креативного в поэзии) // Prosodia. 2020. № 12. .

Современная поэзия, так или иначе отталкивающаяся от традиции, продолжает топить себя в сумерках литературности, филологичности и поэтичности и не желает прорываться к действительности. О какой действительности может идти речь, когда: «Се галочьи всходы и всхлест весны»; «Колесо распоясалось в точные отзвуки хмеля»; «На свитках световых ввести во образец / Все то, что выстояло во истоме зренья».

Из подобных Агрису современных архаистов вспоминается, например, Максим Амелин. Именно XVIII век составил Амелину славу, однако Амелин, в отличие от Агриса, поэт «разумный», внятный.

Но как мог произойти этот сбой в экспертизе?

Мне стало «все равно», и я, наплевав на поэзию и на качество журнала, доверился мнению Баллы, особо не вникая? Да.

Доверились ли в «Новом мире» и «Знамени» также Балле или другим критикам или же это давние проблемы со вкусом у всех вместе взятых? И дело даже, наверное, не в страсти критики к новизне, как у сороки-воровки, не способной отличить колечко от фантика, ведь признаваемые «явившимися мощными поэтами» поэтические состарившиеся птенцы – это уже давний тренд. Достаточно вспомнить Бориса Херсонского.

Кстати, а сколько уже времени Чупринин и Василевский руководят своими журналами, больше или меньше Путина?

Что может быть хуже и омерзительней, чем современный мейнстримный русский верлибр? Правильно: ничего. Но есть явления, способные встать с ним в один ряд. Так, на противоположном верлибру краю Великого Графоманского Княжества давно и комфортно обжилась так называемая патриотическая лирика, чью роль в дискредитации самого понятия «патриотизм» трудно переоценить.

Никакой Америки не открываю. Явление это существует не первый день, литературный Интернет забит под завязку лапотными виршами, авторы их увенчаны десятками самодельных премиек и ежедневно – в разных концах столь любимой ими Родины – оглашают свои творения по местным ДК, а в свободное время с параноидальной психотической агрессией (родственной верлибристам) продвигают их всеми возможными способами. Даже главный орган толстожурнального почвенничества – журнал «Наш современник» – демонстрирует прискорбную беспомощность в отношении своего поэтического контента. Если с прозой тут дело обстоит относительно неплохо: есть целый ряд достойных текстов и авторов (например, так называемые новые традиционалисты), то бесконечные поэмы про ржаные колоски читать без слез невозможно.

Соцсети и «Стихира» всегда будут ломиться от русофильских песнопений, с этим надо смириться. Однако просачивание их в журналы, входящие в «Журнальный зал», – дело другое, расстраивающее всерьез.

Возьмем наглядный пример. В номере 9—10 журнала «Дети Ра» за прошлый год наличествует чудесная подборка «автора более сорока книг стихов и переводов», «лауреата международных литературных премий», «члена Исполкома международного сообщества писательских союзов» Людмилы Щипахиной. Подборка эта отличается отчетливо артикулированной гражданской позицией, выраженной, например, так:

Да боже упаси думать иначе. Но кто же спасет Отечество? Конечно же, поэты. Видимо, такие же «настоящие», как сама Щипахина:

Короче, становится понятно, каким именно образом Людмила Щипахина сочинила «более сорока книг». Понятно и то, что закон перехода количества в качество – отнюдь не абсолютен. По крайней мере, на область поэзии он распространяется далеко не всегда.

Пойду, что ли, Блока перечитаю – «…и невозможное возможно, дорога долгая легка…». После «святости нации» действует на душу как очистительный душ. Проверено.

В Вологде есть памятник Рубцову, остротоскливый. Он стоит в начале сквера, сквер у него за спиной, перед лицом – бессмысленные строения и ресторан-поплавок, по правую руку крутой берег и река, по левую – проезжая часть. Он стоит, такой как будто маленький и растерянный, в лихом шарфе, с аккуратным чемоданчиком, и не знает, что теперь делать, куда идти. Я езжу в Вологду много лет, раньше стояла и подолгу смотрела на него, теперь стараюсь обойти, не смотреть.