Саймон Кричли - О чем мы думаем, когда думаем о футболе

Дело в том, что мы чревовещаем через футбольный мяч. Мы оживляем его своей жизнью, а заодно оживляем и себя, ощущая при этом особо интенсивное чувство живительности, которое разделяем и с мячом, являющимся, возможно, квинтэссенциальным квазиобъектом.

Вернемся к самой игре и Гадамеру. Игра повторяема и должна быть повторяема. Каждый футбольный матч повторяет прошлую игру и предвосхищает повторение следующей. Футбол – одна длинная цепь имитирующих друг друга действий и подражательных событий, и именно поэтому конец каждого футбольного сезона воспринимается так тяжело. Несколько месяцев без футбола! Или по меньшей мере несколько недель.

Это повторение требует узнавания со стороны зрителей. Проходя мимо бара, мы узнаем: «О, там матч!» – и игра идет по пути повторения, как ритуал, подчиняясь определенным правилам и процедурам. И поскольку игра существует только благодаря повторениям, каждый отдельный случай игры, каждый матч – столь же подлинный, как и любой оригинал. Фактически он даже более настоящий. Ибо это доказательство непрерывной повторной жизни игры. Игра продолжается. Воспроизведение продолжается.

Другими словами, оригинального футбольного матча не существует, его нет и не было, как не было и «буйных игр» англичан на мокрой траве в XIV веке, или же забав мезоамериканцев, таких как тлачтли у майя, или китайского «чжу-кэ» в гораздо более раннее время. Случайно или нет, но происхождение футбола теряется в веках и событиях. Я уверен, что в недалеком будущем где-нибудь в пещере в Пиренеях обнаружат петроглифы, изображающие людей, пинающих мяч из кожи бизона и использующих кости зверя как стойки ворот.

Вот почему вопрос о происхождении Футбольной ассоциации в Англии в XIX веке, несмотря на то что он социологически увлекательный и важный, не имеет отношения к продолжению существования футбола. Футбол не связан пуповиной со своим первоисточником.

Португальский форвард Эйсебио празднует забитый в ворота сборной Болгарии гол на ЧМ-1966. Португалия выигрывает со счетом 3:0. AFP/Getty Images

Выражаясь более формально, сущность футбола заключается в повторении – в этой игре, в предыдущей игре и в следующей. И ни одна из этих игр не является менее оригинальной, чем другая. Каждая игра – выражение сущности футбола, которая целиком состоит из повторяемости. Из этих повторяющихся действий, узнаваемых зрителями, можно выстроить серию или серию серий, которые стали бы историей или серией историй. Скажем, можно сравнить производительность команды во время турнира, или на протяжении всего сезона, или даже между разными сезонами. Всегда можно выделить определенную серию и придать ей эпическую трактовку. Взять, к примеру, два героических сезона клуба «Ноттингем Форест» в 1977–1978 годах, когда на протяжении сорока двух матчей команда не потерпела ни одного поражения. Этот рекорд затмил только «Арсенал» в 2003–2004 годах, получивший титул «Непобедимый» после беспроигрышной серии в сорок девять игр. Или, наоборот, взять крайне неудачный сезон, катастрофическую серию поражений – как тридцать два провальных матча «Дерби Каунти» в 2007–2008 годах.

Джордж Бест празднует второй забитый гол «Манчестер Юнайтед» в матче против «Бенфики» в финале Кубка Европы 1968 г. «Манчестер Юнайтед» побеждает со счетом 4:1. Popperfoto/Getty Images

Сущность серии – повторение. Футбол – постоянный акт продуктивной мимикрии или имитации, который воспроизводит себя в большинстве игр. Всегда будет следующий сезон и новый турнир. Оригинала нет, есть лишь многократно повторенные акты повторений. Футбол – это не только беспрестанное посредничество, существование его выражается в воспроизведении, в бесконечно изобретательных процессах мимикрии.

Футбол – это драма. Все говорят так. Но с одной важной, на мой взгляд, оговоркой: футбол – драма более подлинная, чем театр. Пока, несмотря на героические усилия Брехта, Арто, Гротовского, Питера Брука, Ричарда Шехнера и других драматургов прошлого столетия, театр уныло костенел и медленно угасал, становясь лишь своего рода утешением для либеральной сентиментальности, драма процветала в футболе и в виде него.

Яркие постановки «Живого театра», основанного в Нью-Йорке в 1947 году и весьма популярного по сей день, лишь подтверждают исключение из правил, являясь парадоксальным доказательством того, что театр умирает, повторяя судьбу оперы.

Футбол – это не только самая близкая аналогия с опытом античного театра в Афинах или Эпидавре, где аудитория драматических фестивалей достигала от пятнадцати до восемнадцати тысяч зрителей, он характеризуется той же базовой определяющей чертой – судьбой .

Дело не в том, что футбол – это единственный вид спорта, которому свойственна некая «фальшь», а скорее, в том, что футбол – это вообще не спорт в обычном смысле. Художественный критик и ярый болельщик «Ливерпуля» Хэл Фостер как-то раз сказал мне, что футбол – это сцена, где порой воплощаются скрытые процессы судьбы, особенно национальной судьбы, и это ярко проявляется, когда мы наблюдаем, как англичане пробираются через очередной международный турнир, прежде чем совершить некий акт коллективного самоубийства, один из которых – унижение со счетом 2:1 в матче против Исландии на чемпионате Европы в 2016 году.

Футбол – это театр идентичности семьи, племени, города, нации. Но это представление идентичности в ее всегда закрученных, сложных, коллапсирующих и удвоенных формах. Футбол – это театр дифференциации идентичности, который разыгрывается игроками и фанатами, исполняющими свою драму под надзором сил судьбы. Это роковая драма, которой мы добровольно подчиняемся во время игры.

Позвольте мне привести несколько примеров дифференциации идентичности. Во-первых, это особый случай Ирландии, за который я обязан Майклу О’Харе и Коннелу Вону [19] Майкл О’Хара (Michael O’Hara) и Коннелл Вон (Connell Vaughn) 1 июля 2016 года провели в Базельском университете великолепную презентацию под названием «Пещерный человек: борьба ирландского футбола с идентичностью, стилем и успехом» (Caveman Stuff: Ireland’s Soccer Struggle with identity, Style and Success). . Ирландская футбольная ассоциация (IFA) была основана в 1880 году и представляла всю Ирландию, хотя большинство футбольных команд было из района Белфаста. Это было очевидно во время британского колониального правления. А в 1921 году после раздела Ирландии и создания Ирландского свободного государства в Дублине была учреждена Футбольная ассоциация Ирландии (FAI). И дело в том, что и IFA, и FAI претендуют на одну и ту же территорию. Номинально и конституционно нет такого государства, как Республика Ирландия. Существует только остров Ирландия, который представляет собой двадцать шесть графств Республики плюс шесть графств Севера. А называть Ирландию «Эйре», в манере ряда правящих британских левых, тоже неудачная идея, ибо считается, что это унижает многих ирландцев. И Северная Ирландия – это не суверенное государство, а составная часть Соединенного Королевства. По крайней мере на данный момент, учитывая Брексит. Скажем так, все это довольно сложно, но получается, что, когда Республика играет в футбол с Севером, Ирландия играет сама с собой. Вот вам и наглядный пример дифференциации идентичности. В первый раз это случилось 20 сентября 1978 года и закончилось без какой-либо драматической иронии нулевой ничьей. Конечно, дополнительный слой иронии еще в том, что многие «республиканские» игроки родились в Англии – особенно это было наглядно во времена великого тренера Джека Чарльтона. И их часто называют Англией Би ( England B ) или пластиковыми падди ( the plastic paddies ).