Яков Миркин - Правила неосторожного обращения с государством

Всё ищу безмятежности. Всех развлечь. Всё-таки лето и синева. Пошел к Пришвину — птички, бабочки. Открыл дневники, наткнулся на главку. Называется «Собственность у собак». Какая уж там безмятежность! Но какой чудесный текст: [91] Пришвин М. М. Дневники. 1928–1929. Книга VI. М.: Русская книга, 2004. С. 82–81.

«Всякая собака, независимо от своих сил, возраста и пола пользуется правом собственности на захваченный ею предмет. Случается, огромный Соловей где-нибудь достанет себе кость и, когда подходят к нему щенки 3-х месячные Векса и Чок, он рычит, это значит: „Вы стоите на границе моих владений, дальше не ступайте, разорву“.

Чок стоит. Но Векса как сучка, одаренная кокетливостью, в момент рычания ложится на землю и передвигается вперед лежа, подкатывается: покорность у собак уважается, Соловей не рычит. Так Векса лежит на спине у самой его морды, лапками иногда задевает и морду, и кость — Соловей не рычит. А Чок стоит у границы владений Соловья и не смеет дальше шагнуть, малейшее движение, и Соловей начинает рычать.

Какая досадная неприятность вышла Соловью в этот раз! К соседу в сад прибежала чужая собака, и ее Соловей увидал через неплотно сомкнутые дощечки разделяющего наши дворы забора. Щенки, стерегущие его кость, — это как бы враг внутренний. Но собака у соседа — это враг внешний… Он забывает о кости и бросается к забору…

Тревога вышла совсем напрасная. При первых взрывах Соловьиного гнева ничтожный иностранный враг, поджав хвост, убежал и скрылся. Соловей вспомнил о внутренних делах и возвращается к своему хозяйству. Он видит ужасную картину: маленькая Векса сидит верхом на его собственности. Он подходит невесело, но за десять шагов от кости Векса поднимает голову, обнажает свой белый чеснок и рычит. И эта маленькая 3-х месячная сучка останавливает великана, почти волка!

Не в силе дело, он не смеет нарушить древний собачий закон собственности: кто захватил, тот и владей. Пусть обманом захватил, всё равно, раз захватил, то и владей, и охраняй, а главное, не зевай. Силой закона всех собачьих предков, безмерно большей, чем своя собственная волчья сила, стоит Соловей в десяти шагах от маленькой Вексы и облизывается».

Вот и российский человек стоит и облизывается — как бы эту собственность поровнее разделить на всех. Или переделить. Так и происходит: кто покорностью, кто хитростью, кто демонстрацией внешнего врага. Взял по-новому — владей, охраняй, не зевай. Вчера как раз наблюдал, как это делается.

Да уж, летняя безмятежность. Птички, бабочки. Собачья собственность.

См.: Новый Сатирикон, 1913, № 25. С. 2. Рис. А. Яковлева

Вы переживаете, что в вашей семье не заглянуть дальше, чем за три-четыре поколения? Что кровь — проста? Что нет портретов, нет дат? И кто там и как существовал — известно лишь в смутных очертаниях?

Зато на вас нет вины. А если есть — вы ее не знаете.

Бандиты — как исток многих великих родов. Мохнатые, впечатляющие ребята. На Руси междоусобицы князей — кто кого, брат на брата. История аристократических фамилий с татарскими, ногайскими корнями — стычки, клинки, набеги. Варяги, секиры — как прародители. Немецкие, шотландские службисты — как предки чистых кровей, шпаги, ядра. Прибалтийская крестьянка ходила по рукам, очнулась Екатериной I, российской императрицей.

Почему бы нет?

Сильные, жилистые, оборотистые. Фартовые. Талантища — кто в чем.

Семьи восходят, покатываются по солнцепеку, а потом ржавеют.

На рассвете бандиты — в полдень голубая кровь — и, наконец, кислые губы, чтобы стать никем.

См.: Сатирикон, 1908, № 5. С. 2. Рис. А. Яковлева

Семьи. Одни восходят — другие слабеют — третьи просто исчезают.

Чао! Мы, мышки-норушки, идем на смену!

Дельцы, крестьянки с необыкновенными фигурами, свежие бандитто, бабы певческие, прокураторы и все, все, все — будут петь, будут кусать, прорастая новыми могущественными родами.

Или даже интеллектуальная сволочь — станет Большой. Богатой, зажиточной и веселой.

Не вы, так ваши детеныши. Не они, так от них.

Вы проклюнетесь.

Вашей семье придет свой черед.

Вы станете тоже древними, вы будете денежными, вы обрастете бакенбардами и величайшим тактом.

Только нужно длиться. Нужно выжидать.

Длиться и длиться, играя на усиление.

Никогда не прерывая семьи.

Зная, что вас и через двести лет будут помнить. Столько вы всего натворили.

Не бандитто. Не мохнатто. Не земляная сволочь.

Не служивые на полусогнутых.

Но именно вы — с вашим умением найти, поднять, двинуться, выжать воду из камня, сочинить, наваять, не притормаживая — сделать.

Именно вы.

См.: Теплая компания. С кем мы воюем. С. 47

Мы — люди и шимпанзе — едины.

В том, как взять власть. Прочитайте Книгу [92] Франс де Вааль. Два переворота / Франс де Вааль. Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов. М.: Изд. Дом Высшей школы экономики, 2016. С.105–170. .

Первое. Смута, желание

В ней сказано, что у шимпанзе был вождь, и звали его Йерун.

Вождь был полон сил и величества.

И еще там был шимпанзе, тощий, но шустрый, по прозвищу Лёйт.

И однажды он решил возвыситься над Йеруном.

Почему решил — никто не знает.

Но он этого желал, как женщину.

Второе. Трогать власть за шерсть

Лёйт подкрался к Йеруну, звонко хлопнул его и сразу убежал.

Так двигаются шимпанзе и люди. Хлопнуть, крикнуть, смыться, ждать.

А Йерун взорвался криками «на самых высоких тонах своего голоса».

Так тоже бывает — человеческий, сильный, громкий ответный крик.

Третье. Задавить — в зародыше

А потом вождь Йерун побежал к Горилле, женщинам Кром и Спин, к Дэнди, Хенни и обнял всех по очереди. И начался «настоящий бедлам», в котором были «задействованы почти все обезьяны».

Всыпать Лёйту. И учуять вкус предательства.

«Некоторые члены группы» отказывались «участвовать в драке».

Некто Джимми держалась в стороне. «Дважды Йерун подходил к ней и протягивал, скуля, руку, однако в обоих случаях она отворачивалась и уходила от него».

Сложненько.

«При поддержке большой группы ухающих, кричащих и лающих сторонников и симпатизантов Йерун приблизился к Лёйту… Лёйт нарезал круги вокруг Йеруна, демонстрируя себя».