Яков Миркин - Правила неосторожного обращения с государством

А вот и сам донос. Один из миллионов. Получен Молотовым 10 октября 1937 г. «Письмо члена ВКП(б) И. Николаева в Свердловский РК ВКП(б) г. Москвы… Присматриваясь к методам руководства Наркомлеса со стороны Наркома т. Иванова, я прихожу к заключению, что Иванов не обладает настоящими качествами большевика и не способен вывести НКЛес из прорыва и, наоборот, этот прорыв усугубляет.

1. Это объясняется тем, что Иванов находился долгое время в окружении врагов народа и сейчас он окружает себя сомнительными людьми.

2. Известно, что Иванов находился в самой тесной дружбе с врагом народа Лобовым. Приезжая в Москву, останавливался у него и пользовался его гостеприимством

3. Иванов скрывает от партийной массы НКЛЕса, что якшался с Бухариным и состоял в группе „левых коммунистов“. О своей борьбе с партией и Лениным он не обмолвился ни одним словом…

Брат Иванова арестован как троцкист и враг народа… Известна его особая привязанность к врагу народа Фигатнеру…» [318]. И так далее на многих страницах.

В. И. Иванов, нарком лесной промышленности, арестован в ноябре 1937 г., казнен в марте 1938 г., реабилитирован в 1959 г.

А это не доносы. Это письма от тех, кого сила доноса вынесла из обитания. Из бытия: чашка, улица, стол, не замечаемое дыхание, слова.

Внесла в инобытие.

Письмо власти, 19 ноября 1937 г. «Мне еще только 23 года — вся моя жизнь еще впереди… Ни в какие дела врага народа — своей бывшей сестры — я не замешана. С ней я не жила, но изредка посещала ее квартиру — там жила моя мать. Врагов народа надо уничтожать, чтобы они не пачкали нашу землю, также надо поступить и с бывшей сестрой. Но не надо бить направо и налево, как вышло со мной. Я прошу <���…> только одного: разобраться в моем деле и сделать так, чтобы я осуществила свое право на труд, т. е. получила работу… Кутузова Ираида Ивановна» [319].

Ираида Ивановна, мы вас понимаем.

Тише. Тише, тише.

Вокруг разносятся писания.

Они садятся на плечо и говорят тебе: не сомкни глаз. Молчи. Не ослепни.

Уходи, если сможешь.

Больше не говори.

А если говоришь — будь хотя бы осторожен.

См.: Сатирикон, 1908, № 5. С. 11

25 марта 1939 г. «М. И. Калинину от Е. А. Мирошниковой, студентки Ленинградского Учительского института иностранных языков.

„…Я являюсь невестой арестованного гр. Станкевича Болеслава Фелициановича, родившегося 1908 г., взятого в 1937 г. 25 /IX— в городе Ленинграде, на ул. Войнова… Я узнала, что он выслан на 10 лет без права переписки. Ввиду того, что за последнее время многие возвращаются после пересмотра дел, я прошу вас поспособствовать пересмотру дела гр. Станкевича. Мне это необходимо для выяснения окончательного отношения к нему. Я знала его как хорошего работника и хорошего товарища. Мне не верится во всё, что случилось“» [320].

Невеста. Он — хороший работник. И хороший товарищ. Для окончательного выяснения отношения к нему. Мне не верится.

Что было с ней дальше — неизвестно.

О нем известно всё. Сейчас — не тогда.

Болеслав Фелицианович Станкевич, 29 лет, 1908 г. рождения, инженер, арестован 26 сентября 1937 г., приговорен к «высшей мере наказания» 3 ноября 1937 г. Шпионаж, причинение ущерба в контрреволюционных целях [321].

Что еще от них осталось?

Только адреса. На Петроградской стороне. Рядом в общем-то.

Она.

Петербург, Каменностровский проспект (Кировский проспект), д. 59, кв. 15.

Наверное, и сейчас там кто-то живет.

Он.

Петербург, ул. Куйбышева, д. 23, кв. 13.

И здесь живут. Дома есть.

Город хранит в своих квартирах, в своих домах то, что не должно быть.

Ни на Петроградской стороне, ни в Хамовниках и в Замоскворечье, ни в чертовых спальниках, ни на площадях российских городов.

Никогда больше человеческой дичи.

Так сказали документы — всё видевшие, всё пролежавшие — когда их спросили — что будет дальше?

И пожали плечами.

См.: Сатирикон, 1908, № 4. С. 8. Рис. А. Яковлева

Значит, остается исчезнуть.

«Скоро пришел конец моему общению с Николаем. В ноябре 1936 года он пришел в пивную на 23 линии мрачный. Молча выпил кружку пива. Сказал: „Пойдем“. Когда пришли на бульвар, я спросил: „Что случилось?“ Он сказал: „Плохо!“ (Впрочем, выразил эту мысль другим жаргонным термином). „Что такое?“ „Батю вчера арестовали. Надо нам с мамашей сматывать удочки из Ленинграда. Пока не выслали“. Я спросил: „Когда?“ „Послезавтра“. „Как послезавтра? Куда? А как же отец?“ Он тут же изложил мне свою программу действий. Отца арестовали вчера. Значит через неделю, дней через 10, мать и он получат предписание о высылке из Ленинграда в 24 часа. „Вопрос ясен: отец — троцкист. Значит, надо действовать. Из университета я сегодня ушел. Завербовался на стройку в Сибирь. Из домоуправления выписался, указал место выбытия — Баку. Надо поскорее сматываться, пока не вмешались `органы`. Могут не выпустить. Послезавтра уезжаем. О бате будет справляться и носить передачи сестренка. Она замужем. Фамилия у нее другая и живет в Луге. Значит, ее не вышлют. Писать не буду. Надо, чтоб следы затерялись. Обо мне можешь узнать у сестры“. (И он мне дал ее адрес). …Я сказал: „Приду проводить“. Он заколебался: „В общем, не стоило бы, но, если охота, можешь“. Я действительно пришел на Московский вокзал. На прощание крепко обнялись. Я его перекрестил.

Благодаря своей стремительности, Николай довольно легко отделался. В той суматохе, которая происходила, его никто, конечно, разыскивать не стал. Он сначала работал грузчиком, потом быстренько окончил (экстерном) в Сибири институт… Был на войне. Война всё списала. Женился, имел двух дочерей, похоронил мать. Отца расстреляли. В 1958 году, будучи в Ленинграде, я наугад справился о нем в будочке Ленсправки. К моему изумлению, мне тотчас дали его адрес. Квартира со всеми удобствами. В новом районе. Он открыл мне дверь сам, пожилой, стриженый под ёжик, совершенно седой. Увидев меня, нисколько, казалось, не удивился. „А, Толик? А я так и знал, что ты зайдешь“. …Торжественно он повел меня к жене. „Вот этот пацан — мой старый друг“, — та с удивлением уставилась на 43-летнего пацана». [322]

Придумал. Сделал. Успел. Исчез. И появился только через годы.

Было возможно. Сейчас — нет.

Исчезают заранее, задолго до того, как начинают искать.

См.: Новый Сатирикон, 1917, № 20. С. 14. Рис. Н. Д.