Ева Меркачёва - Град обреченных. Честный репортаж о семи колониях для пожизненно осуждённых

Начальник колонии, провожая меня за ворота «Снежинки», вспоминает былое:

— В Хабаровском крае есть поселок Хурмули, там зона была. Знаете, как зэки убегали оттуда? Это было легко — забор невысокий, «колючка» слабая. Организатор побега брал с собой еще двоих, чтобы их съесть по дороге. Это не шутка. Оттуда до Хабаровска 500 км тяжелого пути. А охранники, которые в погоню отправлялись на лыжах, должны были доставить не самих «побегушников», а их уши. Такие страшные были времена. Слава богу, что они позади. Но, как говорят, страшную историю нужно помнить, чтобы никогда к ней не вернуться.

Худенький паренек с окладистой бородкой склонился над иконой и, кажется, даже не замечает присутствия гостей в мастерской. Несколькими штрихами кисти он дорисовывает светлый лик Богородицы. И только после этого поднимает глаза на нас. Мы не в храме, и художник — не монах и не послушник. Мастерская расположена в колонии для пожизненно осужденных Хабаровского края, а иконописец — террорист Илья Тихомиров, получивший свой «вечный» срок за взрыв на московском Черкизовском рынке в 2006 году (14 погибших, 61 раненый). Террорист-иконописец. Как оказалось возможным «перерождение» Тихомирова, которое произошло с ним за решеткой?

Тихомиров выделялся из всех. Даже сотрудники отзывались о нем довольно тепло. «Хороший паренек, светлый такой». Светлый? А как же бомба, которую он сделал? Как же погибшие от этого страшного взрыва? Вряд ли их родные считают, что Тихомиров заслуживает прощения и такого отношения. С этими мыслями я зашла в художественную мастерскую. На самом деле это обычная камера, но вместо нар там большие деревянные столы с баночками и кисточками, и кажется, будто все залито светом — художники работают под яркими лампами. Вкусно пахнет краской. На столе высыхает свеженаписанная икона Николая Чудотворца, рядом — образ святых Петра и Февронии. И почти сразу прежние мысли меня отпустили, уступив место другим.

— Бог в помощь, — сказала первое, что пришло в голову. Тихомиров улыбнулся. Встал из-за стола с иконой в руках, будто не мог расстаться. — Покажете вашу работу?

Тихомиров показывает икону архангела. Нас с ним провожают в отдельное помещение для разговора, где он уже в клетке.

— Вы ведь изначально попали в «Черный беркут», а уже потом в «Снежинку»? — с этого вопроса я начинала многие интервью в «Снежинке». Обычно помогало разговорить — все арестанты жаловались на «Черный беркут». — Есть какая-то разница между этими двумя колониями?

— Да, разница существенная, — Тихомиров отвечает сначала немного скованно, но потом открывается. — Прежде всего в бытовых условиях. Там была старая колония, маломестная. Без водопровода, без канализации. Сначала в углу стояло ведро для справления нужды — на протяжении лет, наверное, шести. Потом вокруг этого ведра из фанеры выстроили стеночки, получилось что-то вроде шкафа. Вот так «шкафом» и пользовались до самого закрытия колонии. А вообще, я за решеткой, включая СИЗО, пересыльные тюрьмы, уже больше 13 лет. Всякое видел. В «Снежинке», поверьте, хорошие условия. Но вы ведь хотите не про это спросить? Про это вам тут любой расскажет.

— Вы правы. Про взрыв на Черкизовском рынке много писали. Тогда вся страна оплакивала жертв террористов. И я, признаюсь, хотела посмотреть в глаза тому, кто сделал бомбу. Но я не таким его представляла.

— Понимаю.

— Столько лет с момента взрыва прошло. Вы, наверное, уже забыли многие страшные детали.

— Нет, ничего не забыл. Не все хочется рассказывать, но я готов это делать, чтобы моя история стала для молодежи напутствием. И чтобы никто не повторил мой путь. Только не знаю, откуда начинать.

— Сколько вам было, когда вы, скажем так, увлеклись страшной философией?

— Все началось с Центра юношеского и муниципального творчества, где была спортивная секция, которую вел Николай Королёв (организатор взрыва. — Прим. авт. ). Я туда записался. Мне было лет 15. До этого я занимался спортом самостоятельно: гантели, турник. Но мне хотелось заниматься более системно, под контролем тренера. А там была самооборона с акцентом на подготовку к военной службе. Рукопашный бой. Тогда Николай Королёв еще не продвигал свою философию.

В течение последующих пяти-шести лет потихонечку стало проявляться то, о чем вы говорите. В рамках летнего спортивного лагеря. Опять же, это все так ненавязчиво, потихоньку, по маленьким таким шажочкам. Обычные бытовые рассуждения, связанные с миграционной политикой, с этнической преступностью.

Потом он предложил попробовать сделать бомбу. Поручили мне. Информацию в интернете искал. Дурное дело не хитрое. Чтобы сделать бомбу, понадобилось несколько часов.

— Первый взрыв, который вы устроили, был в доме гадалки. Чем она вам так не понравилась?

— Дело вот как было. Николай мне пожаловался на эту гадалку, сказал, что она кого-то из его знакомых разорила, свела с ума. И он потому решил устроить взрыв в целях наказания этой женщины. А я сделал эту смесь, пришел под видом посетителя, сказал, что якобы нужен приворот.

— А она ничего не почувствовала? Не предвидела?

— Она почувствовала, что можно заработать. «Первый сеанс бесплатно, потом по ситуации. Это тонкие материи, гороскоп, потом высчитаем. Чем дальше, тем сложнее. Соответственно, будет больше стоить». То есть она дала понять, что это дорого и надолго. В общем, я оставил там эту бомбу. Обошлось без жертв, просто грохнуло. Не думаю, что после этого она перестала людей обманывать. Наша затея была бесполезной. Потом в рамках этой секции Королёв попросил меня научить еще нескольких ребят, как сделать снаряд. И мы ночью взорвали какой-то мусорный контейнер. После уже ребята сами сделали еще один, взорвали биотуалет. Для нас это было скорее ребячеством.

— Когда на рынке собирались взрывать, вы понимали, что последствия могут быть совсем другие?

— Честно говоря, не знаю, что ответить. Неприязнь уже сформировалась к тому времени.

— Неприязнь — это вы про жертвы?

— Да, было состояние какого-то безразличия к тому, что будет. В общем, скажу так: эту бомбу я сам сделал и сам подложил. Задержали меня в тот же день прямо на месте, если вы помните. Я ничего не отрицал. Осознание масштаба трагедии наступило уже гораздо позже. Психика так устроена, что ты избегаешь самых плохих мыслей. То есть как будто трагедия не связывается со мной лично, с моими действиями. Это такая способность мозга — придумывать себе кучу оправданий. Ужасно ведь осознавать, что из-за тебя погибли люди. И вот долгое время была стена, которая меня отделяла от этого. И уже в процессе отбывания срока я потихонечку смог этот барьер разрушить. Логически дошел до понимания всех этих вещей. Тогда все осознал. И стало невыносимо тяжело.