Александр Милкус - Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло [litres с оптимизированными иллюстрациями]
- Название:Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло [litres с оптимизированными иллюстрациями]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АСТ
- Год:2020
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-123065-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Милкус - Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло [litres с оптимизированными иллюстрациями] краткое содержание
– Верните нам советское образование! Такие обращения в последние годы поступают все чаще. И в какой-то момент я решил, прежде всего для самого себя, разобраться – как мы пришли к нынешней системе образования? Какая она? Все еще советская, жесткая и единая – или обновленная, современная и, как любили говорить в 2000-х, модернизированная? К чему привели реформы 90-х и 2000-х? И можно ли на самом деле вернуть ту ностальгическую советскую школу?
Ответы на эти вопросы формулировались в беседах с теми, кто в разные годы определял образовательную политику страны, – вице-премьерами, министрами, их заместителями, руководителями Рособрнадзора и региональных систем образования, знаменитыми педагогами.
Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло [litres с оптимизированными иллюстрациями] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
После развала СССР в столице не хватало учителей – зарплаты были маленькие, активные педагоги ушли в банки, в бизнес, в систему госорганов. Любовь Кезина открыла в Москве пять педагогических вузов для подготовки учителей.
В 90-е годы стала жертвой покушения.
С 2007 по 2011 год была советником-наставником мэра Москвы Ю. М. Лужкова.
Кандидат психологических наук.
Академик Российской академии образования.
Сейчас – генеральный директор Реабилитационного центра для инвалидов «Преодоление».
Кто автор термина «индивидуализация образования»?
– Где-то в 1988 году я придумал термин «индивидуализация образования», который в большей мере соответствует идее, которая тогда носилась в воздухе, – тому, что надо учить каждого в соответствии с его способностями, – рассказывал Владимир Дмитриевич Шадриков.
Глава седьмая
От СССР – к независимой России
19 августа 1991 года рано-рано утром в квартире в Кузьминках задребезжал городской телефон.
– Саша, у вас все спокойно? – Голос отца был неожиданно тревожным.
– Да вроде все. А чего случилось?
– Государственный переворот!
Я выглянул в окно. Переворотом не пахло. Москвичи муравьиными тропами вливались в метро. Дворник широкими взмахами мел асфальт.
Я включил телевизор. На синеватом экране плясали маленькие лебеди.
Я понесся в редакцию «Комсомольской правды».
На непривычно пустынной улице одиноко стоял бронетранспортер. Из него высовывался молодой солдатик, явно тоже не понимавший, зачем его занесло в центр столицы.
В кабинетах редакции было нервно и почему-то весело. Те, кто поосторожнее, перебирал бумаги, рвал подозрительные и пытался их сжечь в пластиковой офисной урне. Кто-то уже налил стопочку, понимая – газета, если и выйдет, будет занята политикой, материалы школьного отдела не понадобятся! Свободный день.
Часов в 12 в узком стометровом коридоре «Комсомолки» появились двое внушительных мужчин в темных костюмах. Они шагали плечом к плечу взад-вперед, словно снегоуборочная машина, перекрывая собой весь проход. Чтобы обойти их, нужно было прижаться к стене, чуть ли не вдавливаться в нее.
Было сразу понятно, откуда эти два молчаливых пиджака. Но больше ничего неожиданные гости не предпринимали.
Зато в комсомольском отделе, который вскоре стал называться отделом политики, была движуха!
Кого-то послали в МИД, где должны были дать пресс-конференцию члены Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), кто-то побежал в центр, где, говорят, видели танки. Меня еще с кем-то из ребят отправили в Белый дом, где тогда заседал Верховный Совет.
У здания уже начали собираться мужчины в легких летних куртках, кто-то с портфелем, кто-то с фотоаппаратом, тревожные девушки и любопытные старички.
Белый дом скоро оказался в кольце народа.
Тогда в здание Верховного Совета можно было совершенно спокойно зайти. Опытные коллеги, кто раньше бывал на заседаниях, тут же заняли кафе.
Начался стихийный митинг.
Судьба Горбачева была непонятна. На пресс-конференции в МИДе говорили, что он заболел. Народ под Белым домом предполагал худшее.
Никаких мобильников еще не было. К телефонам в Белом доме невозможно было пробиться.
Я бегал диктовать информацию к телефону-автомату возле метро «Баррикадная».
К вечеру нас сменили другие ребята. Я уехал в редакцию – дописывать репортаж.
А поздно ночью я вынырнул из метро в Кузьминках. И поразился странному диссонансу – всего в нескольких километрах, лязгая гусеницами, проспекты занимали танки. Горячий народ «вставал на защиту демократии». А тут отработавшие свое люди разбредались домой, подсвеченным мягким густым закатным солнцем.
В магазине «Будапешт» стояла очередь за мускулистой синей курицей и молоком в треугольных протекающих пакетах.
20 августа к Белому дому начали стаскивать найденные во дворах металлические конструкции, урны, заграждения. Живых цепей уже было то ли две, то ли три.
Ждали штурма. Никто не понимал: молчаливые военные за кого – за Ельцина или за путчистов?
На балконе Белого года, выходящем в сторону метро, толкались ораторы. В мегафон они пытались докричать какие-то лозунги.
Растерянные деревенские ребята выглядывали из люков танков. На них набрасывались прохожие:
– Будете стрелять в свой народ?
В противостоянии побеждал Борис Ельцин.
Утром 21 августа я работал «на этаже» – в редакции «КП». Как и когда исчез бронетранспортер, я не заметил. Исчезли и шкафоподобные мужчины в костюмах. Из телетайпа, стрекоча, выползла тассовка – в тоннеле под Садовым кольцом погибли трое защитников Белого дома. Надо было узнать фамилии. И тут я сделал то, на что наверняка даже не пришло в голову сейчас. Я набрал 02 и, когда трубку взяли, представился и попросил уточнить фамилии погибших на Садовом. В трубке ненадолго замолчали. Потом офицер проговорил:
– Давайте номер, я вам перезвоню с другого телефона…
Через пять минут он перезвонил и продиктовал фамилии и даты рождения погибших ребят.
Виктор Рябов:
– Я как раз собирался в отпуск. Но Горбачев говорит: «Ты задержись на неделю, внеси все правки, которые мы сделали». Я очередное его выступление должен был отправить в «Правду» до 5-го, кажется, августа. А он ушел в отпуск. Уехал в Форос.
Я тоже уехал в Крым. Но не в Форос. Там такой санаторий был «Южное». Недалеко от Фороса.
…А когда я вернулся в Москву и приехал в ЦК, он уже был под охраной. Я сам вожу машину. Я на своей машине и приехал. Поставил ее где-то недалеко от цековской столовой. Прошел в здание. А там уже на всех этажах были люди с оружием, все входы блокировали. На этаже было все в беспорядке, бумаги из столов выброшены на пол. Я собрал свои вещи и ушел. Больше я там не появлялся.
За месяц до августовского путча 1991 года президент РСФСР Борис Ельцин подписал указ номер 1. Неожиданно речь в нем шла не об экономической ситуации в стране, не про то, как решить политические противоречия. Указ назвался «О первоочередных мерах по развитию образования в РСФСР». В стиле, которым написан указ, чувствовалась рука Эдуарда Днепрова.
Исходя из исключительной значимости образования для развития интеллектуального, культурного и экономического потенциала России, обеспечения приоритетности сферы образования, постановляю:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: