Михаил Трофименков - Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда

Марчу, еще одному завсегдатаю Белого дома, Дайс дал совет: «Никогда ни в чем не участвуйте, не посоветовавшись с „Американским легионом“ и местной Торговой палатой».

Душераздирающие, однако, картины рождались в голове Дайса: лауреат «Оскара» просит совета, как жить, у «легионеров». В 1940-м над этим можно было смеяться.

Студии лениво — для галочки — профилактировали красных. Кто-то из менеджеров MGM зачитал Мелвину Дугласу «письма трудящихся», возмущенных присутствием «коммуниста» в Голливуде, и вежливо посоветовал ему прекратить политическую деятельность. Дуглас контратаковал в интервью Photoplay, агрессивно подтвердив, что боролся, борется и будет бороться за Испанию и обездоленных.

Дайс снял подозрения со всех, кроме Стэндера: как ему было свойственно, он врывался и к Фиттсу, и к Дайсу, не дожидаясь приглашения, зато орать начинал еще в коридоре. Но даже если бы он плакал и каялся, ему бы это вряд ли помогло. Нельзя же безнаказанно насвистывать «Интернационал». Не помогли и повторные показания, которые он дал в Вашингтоне.

Одну из локальных КРАД, так называемую Комиссию Тенни, создал 27 января 1941 года калифорнийский сенатор, не смирившийся с фиаско Дайса.

Джек Тенни не всегда был убежден, что «коммунисты и люди из Голливуда — это одно и то же».

Еще три года назад он мог появиться в КРАД только в качестве подозреваемого, а его нынешние соратники клеймили «эмиссара Москвы», который громче всех требовал снять эмбарго на поставки оружия Испании и кричал: «Свободу Муни!» На митинге АЛГ Тенни паясничал:

Дорогие подрывные элементы, я только что узнал, что Микки Маус с Ширли Темпл плетут заговор с целью свержения правительства, и нашелся свидетель, который видел красный билет Дональда Дака.

Тенни, музыканта и даже автора эстрадного хита Mexicali Rose, вывел в синдикалисты скрипач Миша Альтман: водил на митинги, организовал — великая честь — встречу с Лоусоном. Но Тенни вовремя заметил, что коммунисты плутуют на профсоюзных выборах и контролируют подведомственную ему ячейку. Растерянный, униженный, чрезмерно подозрительный Тенни составил и отослал «красному взводу» список тех, в ком заподозрил тайных членов партии. По бартеру он получил от полиции фотокопии партбилетов некоторых музыкантов и предъявил их правлению профсоюза.

Напомню еще раз: компартия совершенно легальна.

Тенни сочинил профсоюзную присягу — прообраз присяги, которую Трумэн сделает обязательной для госслужащих (а поддержавшие это начинание частные работодатели — для своих работников).

Я клянусь, что никогда не был и не являюсь членом компартии ни явно, ни тайно и не разделяю ни фашистскую, ни нацистскую, ни коммунистическую идеологию. Я торжественно обещаю посещать все профсоюзные собрания, если имею на то физическую возможность, и активно и энергично противиться всем коммунистическим, фашистским, нацистским группам и тактикам.

Хотя девяносто процентов членов профсоюза присягу подписали, они же в декабре 1939-го «прокатили» Тенни на выборах. Даже композитор Дэвид Рэксин, в 1950-х назвавший КРАД немало имен, отрицал заговор красных музыкантов против Тенни. Он просто всем смертельно надоел. Через десять лет он еще пуще надоест коллегам по своей комиссии, которые лишат его председательского места.

Но Тенни, убежденный, что пал жертвой интриги, посвятил всего себя борьбе с коммунизмом. «Предавших» его друзей и коллег он не забудет и не простит. Все они — «штатный вербовщик компартии» Альтман, Джудит Поска, фаготист Дональд Кристлиб («Унесенные ветром», «Волшебник страны Оз») — пойдут под нож КРАД.

Обзавелся Тенни и своим Личем в лице Рены Вейл, прогремевшей статьей «Сталин над Калифорнией», а с октября 1941 года работавшей секретарем его комиссии. Как Тенни на музыкантов, она была обижена на Голливуд. Только обижаться у нее было больше оснований, чем у сенатора.

Ослепительное будущее открылось перед тридцатилетней Вейл, девушкой-ковбоем из Аризоны и наемной танцовщицей из Лонг-Бич, в 1928 году, когда ее сценарий «Взятка» победил на конкурсе, организованном Paramount и журналом Photoplay. Вейл получила призовые пять тысяч и место в сценарном цеху. Но несмотря на репутацию восходящей звезды, ни один ее сценарий так и не был воплощен. К 1934-му она скатилась до положения ассистентки сценариста — фактически стенографистки. С амбициями пришлось расстаться: контракт запрещал ассистенткам самостоятельное творчество.

В декабре 1936-го она перешла на работу в АОР, а через месяц вступила (под именем Ирена Вуд) в компартию и якобы по ее заданию добилась в августе 1937-го работы в ФТП (ее пьеса о рабочих-иммигрантах «Солнце встает на Западе» даже дошла до сцены). В марте 1938-го Вейл перешла в ФПП, где работала над гидом по Лос-Анджелесу. Вскоре она то ли вышла из партии (август 1938-го), то ли ее исключили (октябрь), да еще и уволили.

По словам Вейл, перелом в ее мировоззрении случился под влиянием романа «Унесенные ветром».

В ноябре 1942-го она даст Тенни аффидавит (письменные показания под присягой), назвав десятки имен. Без имен статусных голливудских красных — от Бибермана и Бромберга до супругов Таттл — не обходились ни одни показания. Не обошлась и Вейл. Герберт Клайн, по ее словам, «выдавал себя за сценариста» (Вейл не забыла упомянуть и его жену Мину). Коммунистами оказались Стейнбек и Кейри Макуильямс, поставленный Олсоном во главе калифорнийского иммиграционного департамента. Гражданская совесть не позволила Вейл обойти молчанием недолгое членство в партии (1937–1938) журналиста и юриста Чарльза Гарригеса, прозванного Кирпичом за огненную шевелюру. А ведь он был ее ближайшим другом и утешителем в пору голливудских разочарований.

Показания Вейл — предчувствие, прообраз показаний кающихся коммунистов, этих водопадов имен, в большинстве своем не звездных. Имен студийных клерков, агентов, рабочих, юристов — «маленьких людей», ни для одного из которых эти показания не пройдут даром.

Вот и Вейл назвала имена десятков людей, с которыми сталкивалась по работе в федеральных проектах, а сталкивалась она со многими. Лишь некоторые из них прославятся. Живописец Эдвард Биберман — брат Герберта, — околдованный сюрреальной атмосферой калифорнийских пустынь. Белла Левицки — будущий классик модернистского танца. Альфред Грант — самая заметная звезда «расового кино», игравший, впрочем, и в фильмах «для белых» («Золотой мальчик»).

Пока что показания, как правило, не влияют на жизни и карьеры. Но аффидавитов и списков коммунистов становится все больше: в комиссиях штатов, в КРАД, в ФБР, в Министерстве иммиграции и натурализации. В свой черед их извлекут на свет божий. Показаниями Вейл об актрисе Люсиль Болл, к началу 1950-х ставшей супертелезвездой, заинтересуется сам Маккарти.