Михаил Трофименков - Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда

Легенда гласит, что бандитский наезд едва не стоил жизни звезде Warner — задире Кегни. История эта известна в основном со слов Джорджа Рафта. Друг Кегни (как и он, уроженец нью-йоркской Адской кухни) не только играл гангстеров — от «Лица со шрамом» (1932) до «Некоторые любят погорячее» (1959) — но и, мягко говоря, вращался в их кругу. Его эффектно, но неточно называли «несостоявшимся гангстером». Точнее было бы сказать, что, пройдя начальную и среднюю школу бандитизма, Рафт вращался в кинокругах.

О нем ходит шикарная, как гангстерский клифт, легенда. Рафт изумлял тем, что на экране всегда был одет по последнему воплю уголовной моды. Но это не крот в уголовном подполье информировал актера, что носят в этом сезоне киллеры, а что — медвежатники. Это гангстеры обихаживали портного Рафта и разнюхивали, какие костюмы тот заказывает, чтобы сшить себе такие же.

В 1939 году Кегни и Рафт снимались «на натуре» — в зловещей тюрьме Синг-Синг — в драме «Я умираю с каждой зарей»: Кегни играл несправедливо осужденного журналиста, Рафт — его друга-сокамерника. Тем временем жену Кегни терроризировали телефонные звонки: сообщив, что муж тяжело ранен или погиб в ДТП, анонимы бросали трубку.

Вернувшись в Голливуд, Рафт заметил на съемочной площадке Байоффа, который многозначительно перемигивался с осветителем. Он быстро просчитал, что это означает: на голову Кегни рухнет тяжеленный осветительный прибор. Рафт стал держаться как можно ближе к другу, и ничего не произошло. Позже Байофф признался ему, что Рафт угадал сценарий покушения, но убивать или калечить его самого в планы мафии не входило. А в тот день, едва закончились съемки, Рафт бросился звонить своим «высокопоставленным» друзьям Лаки Лучано, Багси Сигелу и Оуни Мэддену, владельцу легендарного нью-йоркского клуба Cotton, уже к семнадцати годам заслужившему кличку Киллер. Те немедленно аннулировали «контракт» на Кегни.

Монтгомери, оказавшийся не только драчуном, но и стратегом, понял: «кащеева игла» Байоффа скрыта в его прошлом. Неизвестно, что именно, но это «неизвестно что», мерзкое и позорное, непременно его погубит.

Монтгомери попросил Гильдию выделить ему пять тысяч, пообещав, если расследование окажется бесплодным, возместить эту сумму. Копаться в прошлом Байоффа он нанял Говарда Филбрика — бывшего агента ФБР, сотрудника сыскного агентства Эдвина Атертона.

Между тем, люди Атертона уже занимались Байоффом.

В 1937 году одна из секций МОТР восстала против Брауна. Диссиденты, возглавляемые коммунистом, близким другом Сореля и потомственным студийным рабочим Джеффом Кибри, назвали себя Прогрессивным МОТР. Они-то первыми и наняли Атертона, а защиту своих интересов доверили Кейри Макуильямсу, знаменитому журналисту и юристу, защитнику фермеров и синдикалистов, будущему автору первой антимаккартистской книги «Охота на ведьм» (1950).

Макуильямс, почему-то веривший в правосудие, обратился напрямую к спикеру ассамблеи штата Уильяму Джонсу, благо тот некогда преподавал ему юриспруденцию, и объединил усилия с юридической конторой Уильяма Макаду, экс-сенатора и зятя президента Вильсона. Макаду был не чужд Голливуду: в 1918 году, в свою бытность министром финансов, он дирижировал всеамериканским туром кинозвезд, рекламировавших военный заем. Инициированные ими слушания в ассамблее (12 ноября 1937 года) по поводу коррупции в голливудских профсоюзах закончились пшиком.

Позже Макуильямс выяснил, что благородный старец, 75-летний Макаду принял чек на пять тысяч от МОТР и стал поверенным гангстеров.

Вскоре после того как Кибри подал иск против МОТР, люди Байоффа избили его до полусмерти. Сорель позаботился о том, чтобы придать этому максимальную огласку в газетах. Сам он стремительно вырос в фигуру федерального масштаба: «окончательное решение его вопроса» вышло за пределы компетенции Байоффа. Он отправил Роселли рапорт по инстанции, прося санкцию на ликвидацию «тупого работяги». Роселли в свою очередь переслал рапорт Нитти, в Чикаго.

Однажды Сорелю позвонил какой-то парень и сказал: «Херб, ты меня не знаешь, но я тебя знаю по спортзалу, и мне только что позвонили от Фрэнка Нитти. Он в городе, чтобы закрыть контракт на тебя. Я один из парней, которых наняли, чтобы тебя сделать. Мы собираемся в отеле Taft, и я хотел, чтобы ты знал». Сорель сказал парню, что будет стоять в холле в три часа: «Когда я увижу, что кто-то положил кому-то руку на плечо, я пойму, что это ты положил руку на плечо Нитти, потому что я его не знаю. Это будет сигнал, и я знаю, что делать». Херб встал в холле в три часа, рука легла на плечо, Херб подошел и, не говоря не слова, выбил из Нитти все говно.

Авторитет Сореля среди рабочих вознесся до небес. А Гувер сделал вывод, что Сорель — коммунист, притом опаснейший.

Ряды охотников на паханов между тем росли.

Монтгомери убедил, поманив сенсационным материалом, колумниста Вестбрука Пеглера и издателя Variety Артура Энгера начать против Байоффа крестовый поход.

Пеглер — не самый симпатичный персонаж, а во многих своих проявлениях даже отвратительный. Он приветствовал суды Линча, считал, что европейские евреи, «какими бы респектабельными они ни казались, инстинктивно симпатизируют коммунизму».

Но хватка у него была бульдожья: «Пулитцер» за расследование голливудской коррупции он заслужил сполна.

Пеглер не спешил, бил наверняка, его статьи появлялись с долгими перерывами. В феврале-марте и мае 1938-го он заговорил о связи с Капоне как «интересном приключении» из прошлого мистера Брауна. В августе 1939-го эффектно подытожил: Браун — это такой Гитлер, а Актерская гильдия — его Судеты. Но только в ноябре 1939-го взорвал бомбу, обнародовав убийственные улики против Брауна и Байоффа.

Пеглер черпал информацию и у «прогрессистов», и у Монтгомери, и у Макуильямса, и, наверное, еще у кого-то, суммируя результаты параллельных расследований. Сейчас уже трудно установить, кто первым напал на тот или иной след.

Похоже, все заинтересованные стороны почти одновременно (работало-то на всех одно детективное агентство) раскопали, что Байофф не отбыл приговор 1922 года, а Браун замешан в двух убийствах. Зато Гильдия, кажется, первой нашла весной 1938-го злосчастный чек Шенка.

Найти улики проще, чем пустить их в ход. За два с половиной года, что прошли между телефонным разговором Байоффа и Монтгомери и разоблачениями Пеглера, борцы с мафией обращались во все без исключения компетентные инстанции.

В августе 1938 года прокурор округа Сакраменто Отис Бэбкок, уставший любоваться на праздник коррупции, возбудил расследование в Большом жюри штата. Как это ни смешно, но улики для него собрал тот же Филбрик. В апреле 1939-го жюри, заслушав (так и не обнародованные) показания студийных и профсоюзных боссов, удостоверилось и в подкупе Макаду, и в интересных финансовых отношениях Байоффа и Джозефа Шенка. Макаду вышел сухим из воды, лишь его партнеру, полковнику Уильяму Неблетту, пришлось похоронить надежду на пост губернатора Калифорнии.