Михаил Трофименков - Красный нуар Голливуда. Часть I. Голливудский обком

Разойдясь с партией «во многом», Джигги еще «несколько раз» заходила на собрания: послушать что-то интересное и повидать всех друзей сразу.

Ее слова о друзьях замечательно контрастируют с показаниями «дружественных свидетелей» мужского пола. Многие уверяли, что стали (в душе) антикоммунистами из-за пресловутого пакта. Когда же от них требовали объяснить, каким образом они оставались в партии еще лет семь-восемь, они отвечали, что пали жертвами морального террора. Террор заключался в том, что в партии состояли все их друзья, и, формально порвав с партией, они оказались бы в светском вакууме.

Уилер пошел с козырей.

Уилер : Жили ли вы в 1943 году [по такому-то] адресу?

Фиртель : В каком году?

Уилер : В 1943-м.

Фиртель : Да, жила.

Уилер : У нас тут есть сведения, что 21 августа 1943-го по этому адресу состоялась благотворительная акция в пользу People’s World.

Фиртель : Да, я предоставила для такого случая свой дом. А что мне с ним было делать, как не отдавать под вечеринки?

Уилер : Предоставляли ли вы дом для других [подобных] оказий?

Фиртель : Возможно. Не помню; но в связи с этим я помню, что было много народу, и после них я несколько дней прибиралась.

Дойль : Что вы имеете в виду, когда говорите «много народу»? Сколько именно?

Фиртель : Сотни, сотни…

Дойль : Двести, пятьсот, семьсот?

Фиртель : Не знаю: просто сотни. Я никогда ни в одном доме или саду не видела столько людей: сотни – это точно.

Дойль : Насколько я понимаю, вы типа порвали с партией в 1940-м, но в 1943-м были столь любезны по отношению к знакомой вам группе, что позволили сотням людей воспользоваться вашим садом?

Фиртель : Да, всего-то.

Дойль : Группе коммунистов.

Фиртель : Конечно. Это кажется странным, но вовсе не поэтому – это было в пользу газеты, в конце концов… Ей всегда не хватало денег, чтоб раскрутиться, так что мы устроили вечеринку, чтобы собрать для нее немного денег. Кажется, это было в 1943 году – я заходила в ячейку время от времени, хотя нет, это было нерегулярно.

Специфику показаний Джигги можно списать на алкоголизм: в 1960-м 44-летняя актриса сгорит заживо, уснув с сигаретой. Но сути показаний это не меняет. Какая, к черту, железная партийная дисциплина? Какая конспирация? Какой моральный террор? Отступники не то что не подвергались остракизму: однопартийцы не замечали самого факта отступничества.

Партийный праздник в своем саду Рей припоминала с таким же трудом, с каким светские львицы припоминают давние вечеринки: все они сливаются в одну. Профессиональная, светская и политическая жизнь Голливуда смешивались до степени неразличимости. Состоять не только во фронтах, но и в партии, было просто хорошим тоном. В 1937-м шефа голливудского «красного взвода» едва не хватил удар, когда ему доложили: среди новобранцев компартии – миссис Элис Итон, вдова мэра Лос-Анджелеса. Хотя эта дама была активной «дочерью американской революции», прожженный коп не спустил информатора с лестницы, как сделал бы годом раньше. Реальность опережала воображение: возможно было все.

Быть коммунистом – это был шик. – Ланг .

Не странно ли, что именно благодаря компартии я впервые свел знакомство с людьми из высших слоев Новой Англии? – Фаст .

Я был единственным человеком, который за одну неделю купил яхту и вступил в компартию. – Хейден .

Голливудская компартия была как Сансет-Стрип. Тысяча людей взяла за привычку немного погулять там под ручку, а потом заглянуть куда-нибудь еще. ‹…› [Это был] лучший светский клуб Голливуда. Вы знакомились с уймой интересных людей, вас приглашали на вечеринки, и это создавало прекрасную атмосферу для общения. – Авраам Линкольн Полонский .

Голливудский новобранец, вступая в партию, вытягивал счастливый билет. Фрэнк Тарлофф получит «Оскар» за сценарий романтической военной комедии «Папаша Гусь» только в 1964-м. В середине 1940-х он «был ничем», но «стал всем», когда супруги Коул предложили ему вступить в партию.

Я и опомниться не успел, как уже собирал партийные взносы с Далтона Трамбо и других знаменитых писателей. Они были бесподобны, и познакомиться с ними я не смог бы никак иначе, кроме как через партию. Далтон делал пять тысяч в неделю, но мы стали товарищами… Я был желанным гостем за «красным столом» [в столовой] MGM, где столовались все левые писатели.

В 1939-м Джаррико подошел к хозяевам очередной вечеринки – сценаристу Роберту Лису и его жене.

Вы не подумывали вступить в партию? Вас что-то беспокоит? Оглянитесь: половина людей в вашей гостиной – члены партии.

Лис, четыре года проработавший в Голливуде, едва сдержал внутренний вопль: «Что с нами было не так, если они так долго не задавали нам этот вопрос?»

Лис получил работу в Голливуде благодаря тому, что его отец когда-то работал с Джо Рапфом (братом Гарри и дядей Мориса) в костюмерном отделе MGM. Ричард Коллинз стал коммунистом, наслушавшись рассказов Мориса Рапфа о его советском трипе. Дом Бада Шульберга был святилищем «красного света» (вербовочным центром, по версии КРАД) благодаря Джигги и ее сестре Аните. Любуясь на них, Ларднер-младший сочинил лозунг:

Самые красивые девушки Голливуда состоят в компартии.

Обычно мы изучали марксизм в доме Б. П. Шульберга [старшего] ‹…› Б. П., разумеется, ни о чем не догадывался. ‹…› Я полагаю, никто не будет отрицать, что прелесть собраний в прекрасном особняке в Беверли-Хиллз заключалась в том, чтобы говорить о революции с гламурными юными хозяйками. Учебные группы обычно состояли из восьми-двенадцати человек, в большинстве своем – мужчин – молодых писателей, – и каждый был немного в них влюблен.

Осведомитель ФБР доносил, что партия приводит на вечеринки «взвод проституток», которые укладывают звезд в койку и вербуют в партию. Сколько было в 1950-х разговоров об этом взводе! ФБР не хватало фантазии: реальность «красного света» превосходила его унылые домыслы.

Гримасы красной моды делали ее уязвимой. Правый Голливуд не отказывал себе в удовольствии съязвить по поводу «пролетарского особняка Таттла на Голливуд-Хиллз», звезд, оставляющих автографы на бортах санитарных машин для Испании, или писателя, получающего две тысячи в неделю, который патетически восклицает: «Я еду в интербригады» и, да, уезжает, но – на уик-энд в Нью-Йорк.

Почти каждый высокооплачиваемый писатель и режиссер ненавидит свою работу. – Уильям Бледсоу, American Mercury, февраль 1940 .

Почти каждый, по мнению Бледсоу, бывшего редактора газеты Актерской гильдии, считает себя творцом, чей гений пропадает на голливудской каторге. Редкие и радостные исключения – актеры, которые действительно любят свою работу: Пол Муни, Эдвард Арнольд. За это их ненавидят все прочие.