Джон Бэррон - КГБ. Работа советских секретных агентов

Задание исследовать дом встревожило Саботку. Было ясно, что КГБ разыскивает кого-то, и он хотел знать причину. Его обучали искать объекты для разрушения. КГБ охотится за кем-то, чтобы убить? Если это так, то не будет ли он сообщником в убийстве, помогая найти местонахождение предполагаемой жертвы? А не прикажут ли ему самому убить этого человека? Расставаясь с Мясниковым, он не испытывал никакого утешения от сердечности, с которой последний разговаривал с ним. Он понял, что поскольку в КГБ доверяли ему, это маленькое задание было только началом.

Саботка снял номер в гостинице в Броквилле, намереваясь на следующий день ехать поездом в Торонто и вылететь в Эдмонтон самолетом. Направляясь к своему номеру, он увидел вошедшего в фойе гостиницы человека, который подошел к портье и заговорил с ним. Могло быть, что этот человек просто-напросто был еще одним постояльцем, однако встревоженный Саботка решил, что за ним установили слежку. В панике он закрылся в ванной комнате и сжег два обрывка бумаги, которые получил от Мясникова; на одном был адрес дома в Порт Кредит, а на другом — новый адрес в Праге на непредвиденный случай. На следующее утро, отходя от билетной кассы на вокзале, он увидел другого человека, протолкавшегося без очереди к окошку и спрашивающего о чем-то кассира. Ему показалось, что в поезде он видел того же человека.

В подвале своего дома Саботка составил послание в микрофильме: "Есть основания полагать, что за мной установили слежку канадские агенты безопасности. Должен прекратить операции до выяснения обстоятельств". Он приклеил микрофильм к письму, написанному в очень вежливой форме, и отправил его по новому адресу в Праге, который он попытался запомнить перед тем, как сжег бумагу, полученную от Мясникова. Однако из следующей радиопередачи из Центра он ничего не узнал о получении письма, там только говорилось. "Требуем немедленного отчета о твоей деятельности на востоке". Саботка повторил свои опасения об установленной за ним слежке и послал письмо в Прагу, однако в последующих радиопередачах его только бранили за то, что он не забрал 4000 долларов и не сообщил информации о доме в Порт Кредит.

По-видимому, Саботка неправильно запомнил новый пражский адрес. Через четыре месяца Центр сообщил ему, что его письма были в конце концов обнаружены в пачке неврученных писем в одном из отделений пражской почты. КГБ согласился, что пока на время не следует делать ничего, вызывающего подозрение. Прекратились радиопередачи, связь велась только с помощью микрофильмов. Периодически Саботка получал такие послания, как: "Поздравляем, товарищ, с днем рождения и наилучших пожеланий в новых заданиях в будущем. Твои друзья".

Саботка покорился мысли о скором аресте, надеясь только, что его семья не будет терпеть сильную нужду во время его заключения и что впоследствии им будет позволено остатьсгьв Канаде. Однако ничего не случилось. Не было никаких признаков того, что он находится под наблюдением, и власти не проявляли никакого интереса к его деятельности. Хотя после встречи с Мясниковым он был абсолютно уверен, что за ним следили, Саботка теперь начал сомневаться в своих подозрениях. КГБ тоже стал проявлять сомнения. В августе 1967 года прибыл микрофильм с приказанием явиться на очередную тайную встречу.

2 сентября Саботка вылетел в Монреаль и точно в 14 часов стоял в соборе Святого Иосифа с журналом "Лук" в кармане и ждал, чтобы кто-нибудь спросил его: "Не были ли Вы случайно в Брно?"

На этот раз с ним встретился Анатолий Павлович Шальнев, один из специалистов КГБ по саботажу и убийствам, посланных на ЭКСПО-67. Шальнев явился поздно, сказал пароль и повел Саботку к ближайшей скамье возле алтаря в базилике. Говоря на ломаном английском, он спросил, почему Саботка не выполнил задания, которое получил от Мясникова два года тому назад. Терпеливо Саботка объяснил свои опасения о том, что канадцы следили за ним. "Конечно, ты сделал то, что и следовало, — дружеским тоном сказал Шальнсв. — Однако они не арестовали тебя. Если бы они действительно следили за тобой, разве они бы не арестовали тебя к настоящему времени?"

Когда Шальнев начал говорить о том, чтобы "вернуться к работе", Саботка взмолился: он не может финансировать операции из своих собственных сбережений. Он добавил, что ему едва хватило денег для покупки билета в Монреаль. "Послушай, Антон, — ответил Шальнев. — Я тут нахожусь как турист на ЭКСПО, и у меня нет при себе лишних денег Я понимаю твои трудности, и если ты думаешь, что можешь начать действовать немедленно, я достану тебе немного денег". На следующий день в полдень в парке в Монреале Шальнев вручил Саботке 400 долларов и другое расписание радиопередач. Он сказал ему также, что в последующих передачах он получит дальнейшие приказы. Передышка для Саботки в заданиях КГБ кончилась. Решающее сообщение пришло весной 1968 года. В нем Саботке приказывалось подготовиться к путешествию в Восточный Берлин в конце года. Мрачно размышляя в одиночестве в подвале, Саботка знал, что теперь назад дороги нет. Конечно же КГБ подвергнет его допросам, чтобы убедиться, что ему еще можно доверять. Если там будут довольны, его пошлют обратно с серьезным заданием, которого Канада никогда не простит. Если же КГБ не будет удовлетворен допросами, ему просто не дадут вернуться. У него еще раз мелькнула мысль обратиться в канадскую полицию, однако страх за своих близких подавил ее. На дворе уже занималась заря, когда Саботка, наконец, принял решение. Он вскарабкался на крышу, снял свои антенны и убрал радиоприемник. Он попросту перестанет слушать передачи КГБ.

Москва продолжала вызывать Саботку на протяжении шести месяцев и только после этого прекратила передачи. КГБ попытался вернуть Саботку. В 1969 году в Канаду послали его отца с сердечным приглашением вернуться в Чехословакию. "Я никогда не вернусь, — сказал ему Саботка. — Я не буду действовать против Канады. Я бы пошел в полицию тут же на месте, если бы не боялся того, что может случиться с вами или с моей семьей". Через год отец написал прочувственное письмо, умоляя его вернуться. Несмотря на то, что его отец был преданным коммунистом, он был еще более преданным отцом и поэтому дал ему искусно понять, что письмо было написано по принуждению. В 1971 году ему стали звонить члены советского посольства, требуя, чтобы он вернул свои тайные принадлежности; блокноты с кодами, расписание передач, микрофильмы и приспособление для их чтения — все это представляло собой материальные доказательства направленных против Канады действий КГБ.

Во время всех этих перипетий Саботка просыпался каждое утро с чувством, что сегодня он будет либо арестован канадской полицией, либо погибнет от пули агента КГБ. Его испытаниям пришел конец только в апреле 1972 года, когда канадская полиция окружила его на улице. Его немедленная готовность сотрудничать с канадцами только усилилась, когда он понял, как много эти сотрудники безопасности уже знают о нем. Задаваемые ими вопросы убедили его, что они обратили на него внимание уже в 1965 году, если не раньше; однако они предпочли установить за ним слежку, а не арестовывать его, в надежде узнать как можно больше о КГБ. Он был потрясен, когда ему показали фотографии офицеров КГБ, с которыми он встречался как в Москве, так и в Канаде. Приняр во внимание его сотрудничество, канадское правительство решило не преследовать его судебным порядком. Оно также не опубликовало сообщения о его задержании и о его разоблачении. Однако некий канадский журналист по имени Том Хэзлитт из торонтской газеты "Стар", узнал о нем, с редким упрямством выследил его и 11 сентября 1972 года опубликовал репортаж о его испытаниях. Саботка, находящийся сейчас под покровительством канадской полиции, в декабре 1972 года разговаривал со мной совершенно свободно и подробно.