Джон Бэррон - КГБ. Работа советских секретных агентов

Обработка Шарафа КГБ началась еще в 1955 году, когда он приехал в Москву в числе одной из первых египетских военных делегаций добиваться советской помощи. Вскоре после этого прокоммунистически настроенный Али Сабри, возглавлявший тогда египетское правительство, назначил Шарафа своим помощником. Было ли это сделано по советской указке, остается неизвестным. Через некоторое время Шараф реорганизовал канцелярию Сабри, сконцентрировав в процессе реорганизации большую часть власти в своих руках и добившись прямого доступа к Насеру. В 1957 году он вернулся в Москву с другой египетской делегацией, и КГБ опять усердно ухаживал за ним. В 1958 году Шараф посетил Нью-Йорк, где дважды тайно встречался с Владимиром Суслевым, сотрудником КГБ, выступающим в роли советника советской делегации при ООН.

Даже некоторые из бывших сотрудников КГБ, знавшие о деле Шарафа, не могут сказать, когда именно Шараф стал контролируемым агентом. Есть основания полагать, что это случилось в 1958 году, поскольку начиная с 1958 года настоящее имя Шарафа больше не появлялось ни в Центре, в Москве, ни в зашифрованных донесениях КГБ. Вместо этого КГБ называл его одним из кодовых имен, предназначенных для контролируемых агентов. Его имя было Асад, что по-арабски означает "лев".

В 1959 году Шараф, занимая вводящую в заблуждение должность директора информационной канцелярии президента, был фактически главой египетской разведки — главный советник Насера по делам разведки. Он отошел от Сабри и стал играть тщательно продуманную КГБ роль ярого арабского националиста. Он доказывал, что первостепенной внутренней целью Египта должно быть создание демократического общества наряду с проведением внешней политики, направленной на арабское единство, ведущее, в свою очередь, к уничтожению Израиля. Он старался любыми возможными путями убедить Насера, что из-за внутренних политических соображений Соединенные Штаты, в конечном счете, будут поддерживать Израиль. Таким образом, Египту лучше идти с Востоком против Запада и получить все возможное от русских, не подвергая риску его суверенитет.

Шараф без или с согласия Насера совершил тайную сделку, обеспечивающую совместные операции Египта и КГБ, а также обучение на советских курсах египетских разведчиков. Такая договоренность позволяла русским и дальше проникать в египетское правительство через индоктринируемых ими сотрудников. Это также давало Шарафу повод встречаться открыто со своим связным от КГБ в Каире Вадимом Кирпиченко.

В начале 60-х годов Шараф санкционировал все задания египетского персонала за границей, в его ведении находилась проверка надежности правительственных служащих, и он лично руководил разведывательными операциями за границей, представляющими особый интерес для Насера. С этой целью он организовал внутри разведывательной службы особую сеть сотрудников, докладывающих ему обо всем. Еще более важным является то, что он решал, какие донесения должны дойти до Насера, и сам составлял ежедневный отчет. Таким образом, КГБ через Шарафа контролировал разведку, на донесения которой больше всего опирался Насер в своих суждениях и национальной политике.

Ладислав Биттман, бывший заместитель начальника дезинформационного и оперативного отделов чехословацкой разведки, разоблачил еще одну сторону искусной паутины, сплетенной КГБ вокруг египтян. Биттман, бежавший в Соединенные Штаты в 1968 году, раскрыл, что в 60-е годы чехи засылали своих агентов как приманку, для привлечения внимания египетских сотрудников службы безопасности, находящихся в Западной Европе. Как только египтяне вербовали кого-нибудь из этих чешских шпионов, отдел по дезинформации посылал через них целый поток ложных, но убедительных донесений о французском, английском и американском вероломстве по отношению к Египту. Для египтян эта информация была тем более убедительной, что она, якобы, была результатом их собственных усилий. Шараф же ссылался на эту подтвержденную документами информацию в поддержку антизападных доводов, с помощью которых он пытался убедить Насера.

Шараф постоянно стремился вытравить все египетские связи с Западом. В ноябре 1964 года под руководством КГБ он организовал массовую демонстрацию, которая закончилась сожжением библиотеки американского информационного центра в Каире.

К 1967 году Шараф в качестве самого доверенного лица Насера достиг такой власти в Египте, в которой уступал лишь самому президенту. Шараф передавал приказы президента египетскому кабинету министров, что, таким образом, делало их его подчиненными. Столь большого влияния на ход дел в Египте он достиг, благодаря тому, что так успешно маскировал свою истинную лояльность. Насер понимал, что советы русских были своекорыстными и, возможно, могли не совпадать с интересами Египта. Он также видел, что многие из его соратников, такие как вице-президент Лли Сабри, министр внутренних дел Шарауи Гомаа, военный министр Мохаммед Фавзи были советскими союзниками. Однако у него не было никакой причины сомневаться в своем доверенном и преданном шефе разведки, который под руководством КГБ непоколебимо выступал в роли патриота, заинтересованного в достижении Египтом независимости. Фактически Шараф был единственным человеком, от которого, как думал Насер, он мог получить объективный совет. И во время решающей весны 1967 года, когда Насер должен был принимать решения, ведущие либо к миру, либо к войне, Шараф нарисовал ему то положение в мире, какое КГБ хотел, чтобы Насер увидел.

Сахаров, также как и генеральный консул Шумилов, не слышал никогда о Шарафе, пока Сбирунов так неосторожно не похвалил его. Однако это случайное замечание резидента имело исключительное значение. В течение следующего года он старался узнать как можно больше о Сами Шарафе.

В мае 1970 года посол Сергей Виноградов вызвал Сахарова в Каир. Польстив ему своими замечаниями о работе Сахарова в Александрии, он заявил, что "соседи" — как МИД называл КГБ — хотят, чтобы Сахаров был назначен на должность в Каире. Если Сахаров согласится на этот перевод, посол может гарантировать ему прекрасную квартиру и повышение. Сахаров с готовностью согласился. Каир считался самым крупным центром по операциям КГБ, и именно здесь он хотел работать. К сожалению, его планы были расстроены.

Через три или четыре дня мать Сахарова позвонила из Москвы. "Ты слышал о своем новом назначении?" — спросила она.

"Да, — ответил он. — Я говорил с послом на прошлой неделе".

"Ах, это совсем не то, что ты думаешь, — гордо заявила его мать. — Ты едешь в "золотую страну". Папа устроил это".

Сахаров пробормотал какие-то слова благодарности, скрывая свое негодование. "Золотой страной" в МИДе называли Кувейт, этот богатый нефтью арабский эмират в Персидском заливе. Много лет назад из-за какого-то бюрократического просчета советское правительство назначило своим сотрудникам, находящимся в Кувейте, очень высокие командировочные. Советские служащие, пользуясь этими дополнительными деньгами, могли покупать в Кувейте почти за бесценок западные изделия, которые в Москве можно было очень выгодно продать, и, таким образом, приобретали целое состояние. Сахаров уже давно перестал интересоваться деньгами, его интересовала информация, которую он мог получить в Каире. Однако опять вмешалась семья, распорядилась и изменила его жизнь. Ничего не оставалось ему делать, как только ехать в Кувейт.