Джон Бэррон - КГБ. Работа советских секретных агентов

"Но он может обидеться, — сказал Сахаров. — Мы с ним стали довольно хорошими друзьями".

"Он поймет", — ответил Сбирунов.

Сахаров больше никогда не встречался с египтянином. Но через некоторое время он стал переводить донесения об операциях египетской разведки и об иностранцах, которыми Хасан регулярно снабжал Сбирунова.

Майор Лбдель Хади аль-Саяд был ответственным за отдел контрразведки против русских в районе Александрии. Как часть плана по его подкупу. КГБ организовал стипендию для его брата, чтобы последний мог учиться в Советском Союзе. Сахаров познакомился с братом незадолго до его отъезда в Тбилисский сельскохозяйственный институт, и, используя этот очень хрупкий предлог, он представился майору. Дальше он следовал обычной процедуре этого развития до тех пор, пока Сбирунов не взял шефство над Саядом.

Сбирунов поощрял Сахарова проявлять свою собственную инициативу и знакомиться с правительственными чиновниками и коммерсантами. Из всех египтян запрещено было общаться лишь с местными коммунистами. Сахаров жалел этих идеалистов-марксистов. Они преследовались на протяжении многих лет, сначала во время короля Фарука, потом Насером, который время от времени, чтобы умиротворить антикоммунистические элементы в своем народе, парадно сажал их в тюрьму. А теперь же русские презирали их как глупцов, как доставляющих беспокойство "любителей-марксистов" или китайских агентов. "Подонки общества", — называл их Сбирунов. Издатель коммунистического журнала Мохаммед Корей-тим предложил посвятить один выпуск годовщине рождения Ленина, прося русских обещать купить пятьсот номеров. Русские отказали ему, а когда он продолжал упрашивать их, они просто выгнали его из консульства. Преданный своему делу Корейтим все-таки издал этот выпуск, потратив на него свои скудные средства. Когда египетские журналисты обвинили впоследствии Корейтима в том, что он получил у русских взятку, Сбирунов лишь смеялся.

Хотя Сахаров никогда в МИДе не раскрывал своей службы в КГБ, он был уверен, что его официальный начальник — консул Олег Шумилов был поставлен об этом в известность. Однако в июне Сахаров был вызван к нему в кабинет. Закрыв дверь, Шумилов торжественно заявил: "Произошло нечто очень серьезное. Я был проинформирован, что третьего дня Вы посетили ночной клуб с египтянином. Наши предписания довольно ясны, а Вы нарушили их не сообщив нам об этой встрече. Как Вы объясните это?"

"Я встречаюсь с этим арабом по приказу Сбирунова", — ответил Сахаров.

"На кого это Вы, по-Вашему, работаете? — взорвался Шумилов. — На КГБ или на МИД?"

"Я работаю для Советского Союза", — ответил Сахаров.

Шумилов истолковал это как рассчитанную дерзость, и лицо его налилось кровью. "Молодой человек, мне совершенно безразлично, кто Вы и кто Ваш отец! — закричал он. — Министерство направило Вас работать ко мне. Если Вы еще раз сделаете что-нибудь, предварительно не проконсультировавшись со мной, я попрошу посла отправить Вас домой".

Сахаров пошел немедленно к Сбирунову. На следующий день униженный Шумилов неуклюже извинился перед ним. "Никто из нас не может быть в курсе всех событий, — поучительно сказал Сахаров. — Я хочу продолжать исполнять свой долг перед МИДом. Поосите о чем угодно. Я помогу, как смогу".

После этого происшествия Сахаров приобрел такую неприкосновенность и свободу, которой редко кто из русских мог пользоваться за границей. Находясь под эгидой КГБ, он мог совершенно свободно вращаться среди иностранцев, и Шумилов больше никогда не спрашивал о его знакомых или о его местонахождении. КГБ не требовал от него полного отчета о его времяпрепровождении и его связях, как он требовал этого от своих же сотрудников и от обычных дипломатов, потому что он работал в консульстве. Таким образом, никто не спрашивал его ни о чем, когда он уезжал, оставаясь незамеченным, на послеобеденные длительные прогулки, пересекая при этом пустыню, где ни русские, ни египтяне не могли следовать за ним. В случае, если бы кто-нибудь поинтересовался, он готов был объяснить, что из-за своей занятости по вечерам он редко когда мог бывать со своей дочкой Екатериной и поэтому ездил купаться с ней.

Однажды, когда они весело барахтались в мелкой воде, к ним направился, переваливаясь словно жирный морж, огромный мужчина весом около 150 килограммов. У него была длинная черная боро да, угольно-черные волосы и глаза, умное и грубоватое лицо. В восторге от встречи с русскими земляками, он представился гулким басом: "Анатолий Казновецкий, архиепископ русской ортодоксальной церкви по всей Африке". Вне всякого сомнения этот епископ был самым красочным ближневосточным агентом КГБ.

Вскоре он и его высокая изящная жена стали самыми любимыми друзьями Сахарова в Александрии. Казновецкого интересовало все. Искусный механик, увлекающийся всевозможными техническими новинками, он сам чинил свою машину, готовил алкогольные напитки и построил рыбачью лодку. Он любил часами слушать Баха и Бетховена и иногда выпивал две бутылки водки кряду без всякого видимого эффекта, кроме багрового лица. Для него не было необычным вершить религиозные обряды и, окончив, идти писать донесения для КГБ. Кроме связывающей их службы в КГБ, Сахаров и Казновецкий разделяли высказанные окольно взгляды на восприятие советской действительности.

Основной задачей КГБ, поставленной перед архиепископом, было убеждение служителей церквей других вероисповеданий принять и пропагандировать советский взгляд на такие международные события, как Вьетнам, движение за мир и арабо-израильский конфликт. В то же время он помогал вербовать религиозных агентов, особенно среди коптов, бывших христианским меньшинством. Его положение позволяло ему также производить разведку в некоторых африканских районах и общественных кругах, куда официальные советские представители допускались с трудом. В александрийском консульстве Казновецкий имел дело исключительно со Сбируновым, передавая ему написанные им донесения и получая новые инструкции каждую неделю. Раз в неделю он ездил в Каир для встреч с резидентом КГБ Павлом Недосекиным, жестоким чекистом времен войны, которого боялись все, включая и Сахарова. Сопровождая как-то епископа в Каир, куда он ехал по своему собственному делу, Сахаров видел, как тот вышел из охранявшейся комнаты № 6, где посольство платило агентам за проведенные тайные операции.

Со временем, когда Сахаров почувствовал себя достаточно уверенным с ним, он решил попросить епископа о тайной услуге для него и для Натальи. "Как Вы думаете, — спросил он, — можно было бы крестить Екатерину? Я имею в виду, чтобы никто не знал".

Отечески обняв его, Казновецкий ответил: "Конечно же, сын мой, конечно".