Григорий Медынский - Трудная книга

Куда идти? Как идти?

«…В науке нет широкой столбовой дороги… и только тот может достигнуть ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, карабкается по ее каменистым тропам».

Так сказал Маркс о науке. В такой же степени это относится и к овладению вершинами нравственного совершенства. Путь к ним — далеко не столбовая дорога, по которой можно промаршировать под звуки оркестра, это каменистые трудные тропы, где может быть все: и завалы, и провалы, и подъемы, и трещины. И, готовясь к восхождению, разве не должны мы во многом разобраться и многое проверить — что же брать с собой в нелегкий путь и что не брать, куда, на какой уступ можно уверенно ставить ногу и от чего уберечься, что предусмотреть и каких ошибок избежать.

Многое нужно стремящемуся, но, прежде всего, нельзя терять из виду вершины, надо идти к ним, но при том смотреть под ноги — куда ведет тропа, по которой ты направляешь шаг.

Я давно живу на свете, но, чем больше живу, тем становится интересней. Наша жизнь как подъем по горной дороге — с каждым новым ее этапом, с каждым поворотом открываются все новые и новые дали, возникают новые горизонты и цели, а вместе с ними и новые сложности, которые нужно преодолевать. На наших глазах будущее приходит в настоящее и рождается из него и, в то же время, прошлое прорывается в будущее и вступает с ним в скрытую, но злую борьбу.

Сложности! В них — и пафос, и драматизм нашего времени, в них его живая диалектика и поле битвы. И большой веры и непоколебимости, огромного устремления и напряжения сил, разума и воли требует оно от каждого из нас. И честности. В этом-то, может быть, самое главное — честности мысли: разобраться в сложностях, которые тебя окружают, и проблемах воспитания, которые из них вытекают. А к сожалению, у нас бытует еще слишком упрощенный и односторонний взгляд на этот вопрос.

Воспитывать — не значит посадить перед собой сына и читать ему нотацию. Воспитывать — не значит прочитать лекцию, даже очень интересную лекцию, и думать, что вот проведено мероприятие, и дело сделано: все слушатели будут делать так, как говорил лектор. Воспитывать — не значит сказать: будь таким, делай так, — и все будут делать так. Ах, если бы можно было внушать идеи «прямой наводкой»!

Мы много говорим о необходимости воспитания на положительном примере и совершенно справедливо говорим.

Разве доктор, от которого пахнет табаком, может убедить больного во вреде курения? «Врачу, исцелися сам!» — скажет ему больной словами древнего изречения. Разве отец, пришедший с получки навеселе и решивший по этому случаю «поучать» сына, имеет право на такое поучение? Разве лектор достоин читать лекцию о моральном облике советского человека, если сам он бросил соблазненную им девушку? Разве парторг может увлечь за собой народ, если он сам запутался в каких-то грязных делишках? Разве писатель вправе писать книгу о благородных чувствах, если он заперся за высоким забором своей дачи с лохматым барбосом во дворе? И какое влияние будет иметь этот доклад или лекция, книга или родительское поучение, если они будут противоречить жизненному облику того, кто поучает? Все это пройдет мимо души.

Одним словом, нельзя воспитывать не воспитываясь. И не с этого ли нужно начинать? Да, воспитание — это и пример, и контроль, и наставления. И то, и другое, и третье объединяется в емком понятии, оно вбирает в себя и образ жизни, и ее основные принципы, и нравственный воздух, то есть все то, что создает атмосферу, в которой живет воспитуемый и как губка впитывает ее. Поэтому в здоровых семьях, построенных на крепких устоях, и дети обычно бывают хорошие, а в семьях, где все шатается и ползет по сторонам, воспитание лишается своего нравственного фундамента. Точно так же в крепких, здоровых коллективах складываются и здоровые, нравственные люди, а где заведется гниль и грязь, там в этой грязи зачастую тонут и люди.

«У нас?» — грозно заметил редактор против аналогичных слов на странице статьи, которую я однажды написал на эту тему. И я не знаю, чего было больше в редакторском предупреждении — детской наивности или сознательного политического лицемерия? Как будто у нас нет и не может быть плохих, нездоровых, развалившихся или разваливающихся семей. Как будто у нас нет отцов — пьяниц, лгунов и развратников, как будто у нас нет легкомысленных мамаш или матерей, страдающих куриной слепотой безрассудной и неумной любви, развращающей детей, как будто у нас нет и других вещей и явлений, способных влиять на людей.

Бесполезно вступать в спор с этими рыцарями обветшалого казенного «патриотизма», причинившего нам так много бед. Нам нужен трезвый взгляд на жизнь, и в том числе на вопросы воспитания, на всю их, иной раз даже непонятную, сложность и глубину.

Вспомним встревожившее всех нас письмо Ирины А., опубликованное в «Комсомольской правде» (17 мая 1964 г.). Мать Ирины — учительница, бескорыстная, самоотверженная труженица, покинутая мужем, одна вырастившая двух дочерей и стремившаяся привить им все самое хорошее, самое высокое и благородное. И вот в ее адрес взбунтовавшаяся мещанка-дочь кидает потрясающие по своему цинизму слова: «Я ненавижу свою мать!.. Она целыми днями корпит над тетрадями и, поскольку учит всю жизнь, воображает, что умнее ее нет никого… Вечно она ссылается на то, что не может делать дорогие покупки. А книг накупила — класть некуда… Музыку мы можем слушать только классическую. Все остальное — пошлость, гадость. Вертинский — гадость. Есенин — декадент. Золя не читай. Ремарка не читай. Тургенев — вот это можно читать, воспитывает благородные чувства… Всю жизнь я, как в тисках… Ненавижу!.. Ненавижу ее за то, что своим жалким учительским трудом она не может прилично обеспечить свою семью, в то время как другие без высшего образования, без этакого сверхусердного труда зарабатывают на модную обувь, на красивую мебель, а мы, «мы не можем, у нас нет денег». У других есть, а у нас нет. Ночи сидеть над тетрадями, решать бесконечные задачи, и нет денег! Значит, недостаточно ума, чтобы иметь хороший оклад… Не могу простить матери то, что от нас ушел отец. Она вечно занята, всегда немодно одета, считает, если все чисто, опрятно, значит, красиво. А вот другая женщина — рыжая, яркая, накрашенная, в модных туфлях, с большим декольте, которую осуждает наша скромная мама, оказалась привлекательнее и милее, и отец оставил нас, двух девочек, ради этой, с точки зрения мамы, вульгарной женщины. Мама говорит, что она глупа, как пробка, эта женщина, а наша чересчур умная мама оказалась со своим великим умом никому не нужной».

Диву даешься глубине духовного цинизма, почти маразма, до которой дошла эта ультрасовременная финтифлюшка, осмелившаяся из-за модных туфелек и песенок поднять руку на мать, на ее благородный и самоотверженный труд, а вместе с тем и на самые высокие, но, по ее мнению, «обмусоленные и старомодные» нравственные принципы. И все это родилось в ответ на самый положительный пример и личной, и трудовой жизни матери, в ответ на ее стремление окружить детей самыми положительными влияниями и в области моральных понятий, и в области литературы, искусства. Из плюса получился минус. Как?