Григорий Медынский - Трудная книга

Будь таким! Это — непременный, обязательный принцип воспитания, но… обязательный или единственный?

Здесь мы сталкиваемся с основной, пожалуй, опасностью, стоящей перед нашим мышлением, — с опасностью догматизма. Как легко и соблазнительно, взяв за единственный исходный пункт какую-то глубокую, справедливую истину, подтягивать под нее реальную жизнь и как трудно идти обратным, самостоятельным путем — от ершистой реальности к законченности обобщений и закономерностей. Так и в делах воспитания.

Наша эпоха героическая, у ее истоков стояли люди героической, возвышенной души, — значит, пой гимны героизму в расчете на то, что они, как эхо, отразятся в душах людей. Чего проще! Но куда сложнее, да и куда важнее другое: героями ведь не рождаются, и Александр Матросов на своем пути к героизму прошел через воспитательную колонию. Подлинное искусство воспитания в этом и заключается — во взращивании героизма, формировании тех, кто об этом, может быть, даже не думает. Поднять тех, кто не нашел себя и пригнулся к земле, придать силы тем, кто ослаб, призвать к деяниям тех, кто не знает, что делать, учить преодолевать то, что стоит на пути к героизму.

Разве это не путь к звездам?

Да и может ли быть иначе? Окинем мысленным взором весь ход нравственного развития человечества, и мы совершенно явственно различим в нем два пути, две тенденции этого развития: стремление к добру и отталкивание от зла. Вернее даже, это две стороны одного и того же, двуединого по своей сущности, процесса: утверждения добра и ниспровержения зла. Может ли быть одно без другого? Трудно даже сказать, что из чего родилось, но, на мой взгляд, стремление к добру, даже самое понятие добра, родилось из невозможности жить во зле, из отталкивания от него и попыток преодолеть его. Нельзя же жить во всеобщей вражде всех со всеми, просто невозможно жить, если подходить друг к другу с камнем в руке. Это — явное зло. И вот рождается добрый обычай здороваться за руку: «Смотри! В моей руке нет камня! Не бойся меня, я не боюсь тебя. Мы — не враги, мы друзья». Нельзя жить, если сосед может увести из твоего дома и вола твоего, и осла твоего, а заодно и жену твою. Тоже зло. И вот рождается заповедь: «Не пожелай жены ближнего твоего, ни вола его, ни осла его». Добро! Нельзя свергнуть эксплуататоров, если быть разобщенными и в одиночку переносить все беды и напасти подневольной жизни. Большое зло. И вот угнетенные объединяются под лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Одним словом, нельзя утвердить добро, не ниспровергая зла. Примером этому служит социальная революция. Нарушение этого двуединства означало бы бессилие добра перед неприкосновенным злом, а отсюда прямой путь или к религиозному ханжеству, или к утопическому, а потому недостижимому социализму.

Следовательно, можно ли учиться на ошибках других? В частности, можно ли воспитывать на отрицательных образах? Безусловно! В этой связи мне хочется сказать об одной великолепнейшей выставке, самой выразительной за последние годы. Я имею в виду выставку картин лауреата Ленинской премии художника П. Д. Корина «Уходящая Русь».

Монахи, схимницы, митрополиты — самые отрицательные из отрицательных. Но всмотритесь в них внимательнее:

«Спас». Из-за ряда лампад смотрят два взыскующих, безжалостных глаза, от которых никуда не уйдешь. Ни милосердия, ни участия, ни человеческой искорки. Какой же это Спас? Художник разоблачает и развенчивает его жестокую, античеловеческую сущность.

«Иеромонах». Такой же жестокий, строгий, пронзительный взгляд, властная и напряженная, вполоборота, фигура в черном одеянии, цепкие руки судорожно сжали монашеские четки. «Такой на костер пойдет!» — тихо проговорил кто-то из притихших зрителей. «Что вы! Такой? Нет! — решительно ответил другой. — Он пошлет на костер!» — «Пошлет!» — подтвердил третий.

А рядом — «Митрополит». Яркое, пурпурное, праздничное облачение. Горят камни самоцветов на панагии, на кресте. Но какая же мелкая, ничтожная личность держит на своих хилых плечах всю эту роскошь, какие пустые, бесцветные глаза смотрят на вас рядом с великолепием сверкающих каменьев.

«Отрицательные образы» подлинного искусства, наполненные авторской мыслью, презрением и ненавистью, — «лица мистицизма и глупости, карьеризма и довольства», как сказано в отзыве одного из зрителей, — говорят куда ярче об истинном лице религии, чем самая «положительная», но пустая и бесстрастная агитка. Минус превращается в плюс. «Мы из Руси настоящей благодарим за «Русь уходящую»», — кратко, но выразительно написали в книге отзывов ученики советской школы.

Значит, важен не факт изображения зла, а отношение к нему художника. Мало — видеть зло. Ты должен ненавидеть его и активно стремиться к его разоблачению, тогда изображенное зло начинает бить по самому злу.

Все это в не меньшей степени относится и к литературе.

Об этих серьезнейших, принципиальных вопросах спорят писатели, думают и читатели. И вот перед нами одно из читательских писем. Пишет военнослужащий, младший сержант Гришин:

«Культ личности выхолостил литературу, и современность показывалась розовой на голубом. Мало внимания уделялось рядовому члену общества, больше — героям, вообще людям выдающимся. Острые вопросы не обсуждались, и обсуждать их боялись, и человек, сталкиваясь с жизнью, вынужден был самостоятельно искать ответа на обрушившиеся на него вопросы. Часто это были беззубые повести, они не учили бороться со злом в обществе и с разной душевной гнилью в себе. И очень хорошо, что теперь начинает появляться другое. Нужно показывать и «кулисы жизни», читатель пошел такой, что разберется — что к чему. Учить — ведь не значит давать рецепты, это значит — помочь человеку самому сделать правильный вывод».

«Возьмешь иной роман современности, — пишет другой, — там и патриотизм, и чуткость, и счастливый конец, и очищение, и отпущение грехов. Оно и видно, что мы идем в коммунизм семимильными шагами и нам некогда срывать сорняки под ногами. Авось засохнут».

Об этой концепции «авось засохнут», лежавшей когда-то в основе пресловутой «теории бесконфликтности», может быть, и не следовало бы вспоминать, если бы она не проявляла признаков жизни и не давала о себе знать, хотя и не всегда достаточно прямо и ясно. Так, Леонид Соболев в статье «О нашем герое» [2] См. «Литературная газета», 9 марта 1963 г. , ратуя за неоспоримый и никем не оспариваемый тезис о первостепеннейшей важности положительного героя, за который ему якобы приходится много терпеть, не только умалчивает об обратной стороне дела и необходимости одновременной борьбы с недостатками, но и выставляет в качестве примера и мерила следующее положение: