Александр Даллин - Захваченные территории СССР под контролем нацистов [Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945] [litres]

Отношения армейских кругов к школьным делам были самыми различными. В некоторых местах в оккупированных северных и центральных областях школы открылись вновь уже осенью 1941 г., в то время как в южных областях были приняты к исполнению директивы, как и на Украине, управлявшейся гражданской администрацией. Разрешались четыре класса, программа обучения в которых сводилась к чтению, письму, арифметике, физической подготовке и шитью. На протяжении первого года обучение было рудиментарным и ограниченным. К осени 1942 г. уже произошли некоторые изменения. В зоне ответственности группы армий «Центр», например, было организовано около 1200 школ; но количество их было все еще явно недостаточное, чтобы принять всех детей школьного возраста. Во многих районах с военной администрацией число классов выросло с четырех до семи. В это же время Кох сокращал или упразднял четырехклассную систему. Положение улучшилось в 1943 г., но к тому времени началось отступление, и количество контролируемых германской армией регионов сократилось.

В то время как реальные достижения были незначительны и фрагментарны, общее отношение военной администрации в корне отличалось от подхода администрации гражданской. На конференции в Берлине в декабре 1942 г. они заявили типичный протест против официальной политики. «Закрытие школ и запрещение преподавания немецкого языка вызвали всеобщее разочарование населения. Местные жители чувствуют, что к ним относятся как к колониальному народу. Нехватка квалифицированных специалистов, которая проявится в скором времени, скажется и на будущих перспективах».

Закрытие школ очень серьезно повлияло на отношение местного населения в оккупированных областях. Этот факт широко использовался советской пропагандой как свидетельство намерений Германии. На практике отсутствие школ порождало юношескую преступность и бегство молодежи к партизанам; а безработица и удивительно низкие зарплаты оттолкнули от власти многих учителей, тех, которые начинали трудиться с верой в «новый порядок».

Было понятно, что, если в оккупированных восточных областях не разрешалось среднее образование, тем более немецкая администрация вряд ли будет терпеть и университеты с «академической» программой. Действительно, Гитлер постоянно подчеркивал «опасность» подготовки интеллектуалов. В окончательном докладе секции военной администрации группы армий «Центр» утверждалось, возможно, с долей иронии: «Государственные ведомства рейха, ответственные за выработку политики в области образования, понимают, что было бы нежелательным учреждать развитую систему среднего и высшего образования. Имеется намерение не допустить роста рядов интеллигенции, что будет угрожать претензиям Германии на лидерство. Также существует всеобщее убеждение, что студенты университетов уже привыкли к коммунистическому образу жизни… Наконец, существует опасение, что развитая система высшего образования повлечет за собой уход молодежи с рабочих мест, важных для военной промышленности».

Розенберг еще в своих довоенных планах говорил о том, что вопросы культуры и образования не имеют столь большого значения, как «проблемы политики, экономики и законодательства». Тем не менее он подчеркивал, в полном согласии со своими взглядами, что одной из основных задач на территориях Востока было «способствовать развитию той национальной науки, исследованиям и университетскому образованию, которые отвечают политическим целям Германии». Для развития национального самосознания большую роль играли университеты. Поэтому «можно учредить большой университет в Киеве и соответствующие университеты и технические училища на территории остальной Украины».

Розенбергу следовало бы знать, что эти планы противоречат планам Гитлера. Для того чтобы избежать противостояния, он отдал приказ своим подчиненным ждать «дальнейших директив», но вскоре капитулировал перед экстремистами: он не мог рисковать своим престижем в борьбе за образование. После встречи с Гитлером, который высказал свое безапелляционное мнение, Розенберг сразу же согласился, что не время обсуждать создание университетов на Украине «в нынешней ситуации, учитывая разрушения, к которым привели действия большевиков, прежде всего в Киеве [подрыв заранее заложенных зарядов взрывчатых веществ]». Произошел крутой поворот. Гитлер тем временем оставался при своем мнении. Он прокомментировал ситуацию несколько месяцев спустя: «Если бы мы следовали логике наших учителей, нашим первым шагом было бы учреждение университета в Киеве». То есть Розенберг был квалифицирован фюрером как один из презираемых «учителей».

Розенберг продолжил отступление. Когда несколько работников одного из факультетов довоенного Киевского университета были уличены в сотрудничестве с правыми украинскими националистами, Розенберг 21 января 1942 г. отдал приказ: «Все высшие образовательные учреждения рейхскомиссариата «Украина» должны быть закрыты, вплоть до дальнейшего распоряжения… Исключения предусмотрены для факультетов: медицинского, ветеринарного, сельскохозяйственного, лесного хозяйства и технического». Академические исследования при немецкой власти так и не возобновились. То, что такая политика была в интересах Коха, самоочевидно. Он открыто и с чувством гордости признал, что его целью была децимация украинской интеллигенции. Он не жалел слов, сообщая своим подчиненным в известной директиве, что «сегодня более важно отправить местное население на работы в Германию ради нашей победы, чем заполнять им университеты, училища и институты в городах».

В действительности Розенберг и его помощники так и не отказались от своих планов в отношении Украины, и, когда в 1942–1943 гг. вновь вспыхнула борьба с Кохом, одной из центральных тем полемики был вопрос университетов и специальных училищ. На практике начало существовать полулегально некоторое подобие образовательной системы для взрослых, которая напоминала украинское общество «Просвита». К 1943 г. под давлением Коха было разрешено проводить сугубо «прикладные» краткосрочные исследования в таких областях, как осушение болот и геологическая разведка. Однако вплоть до конца оккупации в высших учебных заведениях не изучали гуманитарные и общественные науки.

При всем этом Прибалтика занимала особое положение. Здесь, как и планировалось с самого начала, «предусматривалось быстрое возобновление школьного обучения, насколько это позволяло сделать наличие надежных и опытных кадров». В сравнении с более южными областями, было поразительным, насколько быстро была решена эта проблема. В январе 1942 г. из печати вышла специальная книга, автором которой был Лозе, по вопросам университетов в «Остланде», в которой говорилось о повторном открытии институтов, дававших высшее образование. Однако даже здесь произошли некоторые изменения в политике, когда немецкие власти (ко всеобщему ликованию симпатизантов Коха) обнаружили, что университеты стали центрами подпольного антинемецкого движения. Несмотря на это, культурная и образовательная жизнь в Прибалтийских государствах до конца войны оставалась на более высоком уровне в сравнении со старыми советскими областями.