Александр Даллин - Захваченные территории СССР под контролем нацистов [Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945] [litres]

И такой разворот на 180 градусов должен был также включать в себя «безоговорочную отмену всяческой дискриминации в отношении «добровольных» русских рабочих в рейхе, предоставление большего самоуправления на оккупированных территориях, более широкую культурную свободу на местах и более экстенсивное использование местных войск в качестве подлинных союзников рейха».

Доклад Гелена привлек широкое внимание. В нем, в разгар военного кризиса под Сталинградом, подробно излагались практически все аргументы целесообразности, которые реалистичный и «патриотичный» офицер мог бы выдвинуть в пользу принципиального разворота восточной политики. (В меморандуме, представленном в то же время, итальянский генерал (позже фельдмаршал) Мессе со своей стороны не стеснялся в выражениях. Германия стремится не к замене большевистского режима другим правительством, а к прямому контролю над всей Восточной Европой, как зоной экономического влияния. Обращение с населением и военнопленными, а также эксплуатация природных ресурсов свидетельствуют об отсутствии дальновидности и противоречивости директив, недостатке сплоченности и неуравновешенности среди высших военных чинов и в политических и экономических органах, задача которых состоит в управлении оккупированными территориями. Германия не понимает, как добиться сочувствия и готовности к сотрудничеству среди населения. Демонстрируя стандартный анти славянский подход, автор настаивал на том, что «от населения, которое не знает, будет ли оно живо завтра, нельзя ожидать столь необходимого сотрудничества с вооруженными силами». Это явилось симптомом растущего политического мышления среди немецких военных. Исключительно прямой (особенно в его пропаганде правительства в изгнании), этот документ отразил сближение в конце 1942 г. трех довольно отчетливых элементов: критики восточной политики как таковой; антигитлеровских поползновений в офицерском корпусе; и военных поражений, которые достигли своего апогея в районе Сталинграда. В конечном счете возрастающая вероятность поражения привела к тому, что все больше и больше людей в армии стали воспринимать политическую деятельность как своего рода панацею, которая могла бы спасти то, чего нельзя было добиться силой оружия: политическая война поднялась на горьких дрожжах поражения.

Внешней кульминацией армейского протеста стало предрождественское совещание 1942 г. представителей армии с деятелями министерства Розенберга. Протокол, процитированный ранее, сводился к убедительному изложению взглядов тех, кто впоследствии возглавил военную оппозицию Гитлеру, включая Штауффенберга, Шенкендорфа и Альтенштадта. Основываясь на якобы выраженном согласии Гитлера на использование «хиви», полковник Альтенштадт заявлял: «Нынешний низкий уровень отношения населения больше не может оставаться терпимым. Необходимо радикальное изменение немецкой политики, особенно на территориях великороссов… Без этого преданность вермахту более полумиллиона русских, украинцев и т. д. [т. е. «хиви»] окажется под не поддающейся оценке угрозой».

Полковник ловко подошел к дискуссии с другой стороны: Hiwis и Osttruppen больше не считались военной заменой политической войне; политические меры были объявлены жизненно необходимыми, поскольку их отсутствие неблагоприятно отразилось бы на моральном духе и лояльности коллаборационистов, без помощи которых рейх больше не мог обойтись. Не теряя времени, фон Херварт добавил, что военные соображения «требуют позитивного сотрудничества населения. Россию могут победить только русские». В этом духе совещание согласилось с тем, что на переднем плане всех требований стоит требование об установлении новой политической цели – Zielsetzung:

«…Первая и главная задача – привлечь население к участию в борьбе с Советами. Для этого должны быть созданы политические предпосылки, которые сделали бы для населения борьбу значимой. Нет никаких сомнений в том, что они [местное население] готовы бороться против Советов на фронте или за его пределами, если нам удастся продемонстрировать им, что мы полностью отказались от методов, использовавшихся до сих пор.

…Учитывая серьезность момента, лозунгом для этих [русских] территорий может быть только один: признание населения в качестве союзника в борьбе против Советов, с благожелательным признанием его собственного образа жизни (Eigenleben – автономии?) с необходимыми политическими и экономическими последствиями».

Розенберг, по-видимому впечатленный такой массой увешанных боевыми наградами участников в военной форме, на которых он рассчитывал как на «союзников», приступил к сочинению многочисленных меморандумов, призывая к созданию национальных (сепаратистских) армий, уничтожению колхозной системы и поощрению частной собственности на Востоке – упрощенный пакет предложений, которые могли оказаться адекватными годом или двумя ранее, но зимой 1942/43 г. они лишь свидетельствовали о негибкости и неспособности Розенберга поколебать свой собственный первоначальный подход, который акцентировал внимание на антисемитских и «антимосковских» элементах политики и пропаганды. Его усилия, неуклюжие и крайне незначительные для полемики о политической войне в целом, мало повлияли на реальную деятельность. Представители армии оказались в гораздо более благоприятном положении, чтобы влиять на ход событий.

Несколько участников сочли необходимым записать идеи, высказанные на предрождественском совещании. Меморандум Альтенштадта упоминался и в других контекстах. Его наиболее убедительным аргументом стало сравнение различных политик и их последствий на Востоке: он обнаружил (возможно, слишком подчеркивая благотворные и успокаивающие результаты в Крыму), что «лучшее обращение с военнопленными, преференции по отношению к дезертирам, внимание к комиссарам, запрет бессмысленного коллективного наказания… награды за достойную службу военного и гражданского персонала, предотвращение изнасилований, деспотизма, жестокости» – все это породило настолько благоприятный настрой, что население было «готово пожертвовать своей жизнью ради дела Германии». Каким бы преувеличением ни было это утверждение, его общий вывод вполне соответствовал фактам.

Полковник фон Тресков, начальник оперативного отдела штаба группы армий «Центр», который неоднократно доказывал свои достоинства в качестве перспективного политического аналитика, также подготовил подробное резюме полученного опыта и политических рекомендаций. Никогда, театрально заявлял он, у интервента не имелось такой прекрасной возможности завоевать симпатии покоренного народа; и редко такая возможность была полностью упущена.