Александр Даллин - Захваченные территории СССР под контролем нацистов [Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945] [litres]

«В чем причины такого просчета? а) В ходе оккупации ухудшилось экономическое положение народа. У крестьян забирали лошадей и скот, зачастую и последнюю корову. Города голодают, а предметы первой необходимости невозможно купить. б) Неблагоразумное поведение войск – например, безжалостный террор, нецивилизованные реквизиции, сожжение деревень и т. д. – толкают население в объятия партизан.

в) Набор рабочей силы в Германию на совершенно бесправных условиях… г) Партизанский антитеррор в сочетании с убедительной пропагандой, которая все больше и больше подчеркивает национальный элемент, вследствие чего ослабляется вера в стойкость немецких вооруженных сил…»

Но важнее всего этого являлась «главная проблема, которая в настоящее время поглощает внимание русских: отсутствие единого политического подхода в обращении с русским народом». Тресков продолжал описывать скромный, физически и морально здоровый, а также трудолюбивый характер русского народа и то, как легко было бы им руководить; несмотря на простоту, среди русских сильна жажда знаний, культуры и религиозной веры. Он настоятельно призывал признать эти чаяния, содействовать самоуправлению коренных народов на автономной основе и создать представительную центральную администрацию (или отдельную администрацию для каждой республики), надежную с точки зрения Германии, но действующую в качестве свободных людей.

Другие, с меньшей политической проницательностью и озабоченностью, присоединились к движению по чисто военным соображениям. В январе 1943 г. появилось «Краткое руководство по обращению с Hiwis («хиви»)». Что симптоматично для «сговора» в оппозиционных кругах, оно содержало почти дословное изложение предложений и фраз из более ранних меморандумов Гелена, Трескова, Штауффенберга и Шенкендорфа. Даже экономические структуры приветствовали новую тенденцию. Теперь WiStab Ost (экономический штаб «Ост») – штаб военной экономики Востока – призывал к улучшению отношения к работникам с Востока, сокращению квот набора, расширению аграрных реформ и «психологической сдержанности в культурной сфере», как стимулов для населения Востока. Его сотрудникам предписывалось: «Надлежащее обращение с населением находится в центре (германских экономических) мер… Поэтому необходимо позаботиться о том, чтобы обеспечить достойное и справедливое обращение с работающим коренным населением и избежать нанесения ущерба его чести путем использования порки, бюрократического крючкотворства и тому подобных мер».

Даже немецкая пресса – в своей попытке помочь компенсировать поражение в Сталинграде – высоко оценила антибольшевистское рвение «новых союзников» – восточных войск, сражающихся бок о бок с вермахтом.

Теперь тыловые командиры стремились реализовать некоторые меры, за которые они ратовали. Заручившись молчаливой поддержкой Альтенштадта и генерала Вагнера, Тресков экспериментировал с новыми российскими воинскими формированиями и новыми пропагандистскими лозунгами. Даже на Юге, который в иных отношениях не отличался политической дальновидностью, по всей видимости, возобладал новый дух. Фельдмаршал фон Клейст, имея за плечами опыт более либеральной кавказской политики, в середине февраля 1943 г. издал директиву из 15 пунктов об обращении с населением в зоне ответственности своей группы армий «А». На следующей неделе фельдмаршал фон Манштейн, его сосед, командующий группой армий «Юг», откликнулся аналогичным приказом. Его тезис состоял в следующем: «К населению оккупированных восточных территорий… следует относиться как к союзникам». Должны были быть приняты соответствующие меры в области приемлемого социального обеспечения, образования, управления и восстановления, проведена аграрная реформа, и должна поощряться религиозная и культурная жизнь. Постепенно новый дух пронизывал и нижние эшелоны. Так, в середине марта в приказе по армейскому корпусу говорилось: «Те представители коренного населения, кто участвует в борьбе против большевизма, будь то с оружием в руках или посредством труда, являются не нашими врагами, а соратниками и сотрудниками в борьбе против мирового врага… Тот, кто рискует своей жизнью на нашей стороне, имеет право на товарищеское отношение и признательность со стороны немцев».

Одна за другой армии на местах издавали аналогичные директивы. 4-я полевая армия разродилась конспектом из нескольких лекций – «Почему мы должны иметь русского на своей стороне» и «Русский характер», – которые были распространены с инструкциями о том, как относиться к Osttruppen и работникам с Востока. 2-я полевая армия откликнулась на эти настроения, назвав причинами разочарования жестокое обращение с военнопленными, принудительные работы, неадекватность аграрной реформы, закрытие школ и деятельность айнзацгрупп.

«Мы можем управлять завоеванными нами бескрайними русскими территориями только вместе с русскими и украинцами, живущими на них, и никогда против их воли».

Когда командующий 2-й полевой армией генерал Вальтер Вайс направил в ставку фюрера доходчивое, подробное, хотя и ни в коем случае не оригинальное, возражение против немецкой восточной политики, он получил от своего знакомого офицера из ставки Гитлера осторожный ответ. Суть сообщения заключалась в том, что, по-видимому, в ставке фюрера «в конце концов» появилось больше понимания проблем Востока. К маю 1943 г. исходящая от армии «реалистичная» кампания достигла своего апогея.

История Osttruppen полна трагических парадоксов. Германия могла бы иметь в своем распоряжении самое большое число советских граждан призывного возраста, когда-либо выходивших из-под контроля своего правительства; однако из миллионов пленных дали возможность выжить лишь малой части. Каково бы ни было их отношение к советской власти, после пребывания в немецком плену лишь относительно немногие из них могли продолжить борьбу на стороне своих захватчиков. Многие, если не большинство, местных коллаборационистов вызвались добровольно сотрудничать в первую очередь по материальным причинам – чаще всего ради выживания и средств к существованию. И тем не менее они вскоре прониклись подлинным чувством миссии и благородного дела, стали весомым, пусть и мифическим, инструментом пропаганды в качестве «национальных легионов» и «освободительной армии» и столь же сильным средством давления во имя политических перемен в поведении Германии. Несомненно, реальный военный вклад Osttruppen оказался не таким большим, каким мог бы быть, ни даже таким серьезным, как ожидало немецкое командование. Исторически их главная роль заключалась в том, чтобы стать центром и катализатором активного сотрудничества коренных народов с немцами и для перехода Германии в «реалистический» лагерь.