Майя Пешкова - Непрошедшее время

М. ПЕШКОВА:Опубликованы в России воспоминания Пирожковой. Они увидели свет совсем недавно в журнале «Октябрь». И приезжал внук Бабеля. Тогда, когда открывали памятник в Одессе.

Ж. КАТТО:Малаев. Он приехал в Париж, он хотел видеть меня. Я говорил с ним. Он готовил пьесы Бабеля. Он играл эти сцены, он выступал как режиссер. Это было в Париже. Они играли. Это было очень интересно. Он живет в Америке.

М. ПЕШКОВА:Жак Катто — известный славист, профессор Сорбонны. Он вырастил плеяду переводчиков русской литературы. Устами Жака Катто на французском языке говорили герои произведений Бабеля и Замятина. И, конечно, Достоевского, Булгакова. Если бы меня спросили о том, чего хочу пожелать профессору Катто, то ответила бы — доброго здоровья. Мы все за вас нынче молимся, профессор.

М. ПЕШКОВА:«А сугробы подаются, скоро расставаться», — бормочу часто эти строка из цикла Цветаевой «Сугробы». Цикла, посвященного Илье Эренбургу. Именно в это время в 22 году Цветаева получила весть от Ильи Григорьевича, по ее просьбе нашедшего Сергей Эфрона, ее мужа, оказавшегося в Праге. Обещал и сделал. И ее благословленные строки Эренбургу из этого цикла: «Над пустотой переулка, по сталактитам пещер Как раскатилося гулко вашего имени Эр!» В 57 в альманахе «Литературная Москва» Илья Эренбург написал большую статью о Цветаевой, опубликовал некоторые ее стихи. Это вызвало множество откликов. Именно это стало началом ее возвращения. Потом мемуары «Люди. Годы Жизнь». Эренбург, Хрущев, скандал, вызванный мемуарами. Недавно увидела свет книга известного исследователя жизни и творчества Ильи Эренбурга, санкт-петербургского историка литературы Бориса Фрезинского, с которым разговор зашел о прозе Ильи Григорьевича. Прежде скажу, что вы станете обладателем книги Бориса Фрезинского об Илье Эренбурге «Книги, люди, страны», вышедшей в издательстве «НЛО», если ответите на вопрос: каково название первого романа Эренбурга. А теперь о прозе. Не забудем, что Эренбург был замечательным поэтом.

Б. ФРЕЗИНСКИЙ:20-ые годы — это начало прозы, это знаменитый роман Эренбурга «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников», где рассказывается история романа, история издания этого романа, реакция на него. В общем, Эренбург как прозаик, в его прозаическом творчестве всегда был сатирический компонент. Его сатирическая проза была самым сильным из того, что он оставил. Тогда последний его сатирический роман, написанный в Париже в 28 году, не был издан здесь. Все попытки Эренбурга издать его, а у него была такая система, очень ему помогавшая. Когда все издательства отказывались что-либо печатать, он обращался к влиятельным друзьям юности. Эренбург был знаком с Лениным. Ленин высоко оценил «Хулио Хуренито». Сказал, что замечательно у него вышло. Он был гимназическим другом Бухарина. Очень любил этого человека. Бухарин написал предисловие к «Хулио Хуренито». До 28-го года «Хуренито» выходил с предисловием Бухарина. Это и закрыло путь для дальнейшего переиздания в 35 году. Долгое время он пытался переиздать роман. Но не получилось. Он был переиздан только в 62 году. При этом, разумеется, ценой того, что была изъята глава о Ленине. «Великий инквизитор вне легенды». Она появилась в 91 году. Что касается романа «Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца», он издан в Париже и Берлине по-русски. Все надежды были только на Бухарина. Эренбург написал письмо о том, что эту книгу может спасти только его предисловие. «Я надеюсь, — писал Эренбург, — что ваше чувство юмора, и то, как вы поддержали „Хулио Хуренито“, поможет». Но это был 28 год. Положение Бухарина сильно пошатнулось. Уже со Сталиным была ссора. Он вынужден был в одной из статей резко высказаться. Он прочитал эту книгу, но она ему не понравилась. Он не нашел для себя возможности ее поддержать. И так на него навешивали все, что можно. Все члены Политбюро прочитали эту книгу. И в 34 году на даче Горького, где почти все Политбюро присутствовало. И присутствовал Илья Эренбург. Они подходили к нему и высказывались по поводу этой книги. Что-то добродушное сказал Калинин, много грязи вылил Каганович, который нашел эту книгу антисемитской. Это о 20-х годах. После этого Эренбург не писал сатирической прозы о России. Наиболее важная струя его прозаической работы, она завершилась. 30-е годы начались с того, что Эренбург сделал книгу «Мой Париж». Он был очень увлечен фотографией, с 23 года много снимал. Придумал книгу в 31 году. Он снимал Париж, а потом отобрал ряд снимков. К каждому снимку была некая главка. Это была книга, которая сочетала фотографию и текст. Эта связь была органичной, потому что фотографии и текст сделал один человек. Книжка эта вышла в 33 году. Ее оформлял Эль Лисицкий. Книжка эта замечательная, она не переиздавалась с тех пор. В 2006 году в музее Ахматовой, при поддержке Н. И. Поповой, мне удалось устроить выставку фотографий, которая называлась «Париж Ильи Эренбурга». Глава из книги «Мой Париж», естественно, открывает сюжеты, связанные с прозой его 30-х годов.

М. ПЕШКОВА:А какова судьба негативов?

Б. ФРЕЗИНСКИЙ:Она такова же, как и судьба архивов Эренбурга. Негативы погибли в Париже в 40-м году. Их нет. Не сохранились и отпечатки. Я знаю только отпечатки, которые вошли в «Мой Париж». Книга — альбом, которую я выпустил в 2007 году, которая называлась «Илья Эренбург — фотограф». Там «Мой Париж» представлен репродукциями с книги. Историки фотографии такие вещи не признают, потому что они признают публикации с оригиналов. Обойти это было невозможно. Там маленькие картиночки представлены все, что вошли в эту книгу. «День второй» — это кризис 31 года. Мировой. Книги никто не покупал. Эренбург жил на переводы. В России, чем дальше, тем меньше его переводили, издавали, кастрировав текст. Тут ничего нельзя было сделать. Он писал для СССР, а тут его не желали издавать. И с кризисом кончились западные издания. Положение его было очень тяжелым. Надо было решать вопрос о том, как жить дальше, потому что Эренбург человек политический. Он очень остро чувствовал политический климат в Европе. Он понимал, что не за горами победа нацистов в Германии. Действительно, в 33 году это все случилось. Стало быть, впереди Вторая мировая война. Он хорошо знал Первую мировою. Войну, которой я сейчас занимаюсь, и понимал, что ждет Европу. Тогда Советский Союз может оказаться единственной страной, которая может этому противостоять. Это то, на что купились многие западные левые писатели. Они предпочитали Сталина Гитлеру. Эренбург понимал, что ему надо умерить свой сатирический пыл. В общем, продолжая писать о Советском Союзе, какие-то темы исключать из книг. Он принимает решение стать советским писателем. Как и дальше всегда было, он имел ввиду работать на пределе возможного. Каждая его книга, хотя и выходила в Советском Союзе, но с большими претензиями, с критикой, с купированием многих мест. Этот принцип работать на пределе возможного сохранял Эренбург до последних дней своей жизни. Он всегда был под двойным обстрелом. С одной стороны, коммунистические ортодоксы всегда нападали на него за то, что он не советский писатель. Западные авторы или диссиденты нападали на него за то, что он слишком советский писатель. Роман «День второй» заслуживает большого разговора.