Майя Пешкова - Непрошедшее время

М. ПЕШКОВА: И это подточило его здоровье. Он вскоре умер.

Б. ФРЕЗИНСКИЙ:Да. Был инфаркт. Он умер в августе 67 года. Он начал работать над седьмой книгой, которая была посвящена времени Хрущева. Это он понял в 66 году, что эпоха Хрущева кончилась. Это как бы законченная страница в истории Советского Союза. Начинаются другие времена. Он начал писать седьмую книгу. По плану это было около 35 глав. Они были пронумерованы. Примерно можно судить о том, что он хотел написать. Он написал 22 главы. Из того, что он не написал, очень жалко, что нет главы об Ахматовой. Написал об Е. Шварце. Последняя глава посвящена Шагалу. Ее Эренбург не увидел, она вышла после его кончины в журнале «Декоративное искусство». Такой был вполне либеральный журнал. С малым числом читателей. Широкая публика его не читала. Там глава о Шагале с иллюстрациями появилась. Еще даже не как глава, а просто как написанная для них статья.

М. ПЕШКОВА: Борис Фрезинский, санкт-петербургский историк литературы. Автор исследования об Эренбурге «Книги, люди, страны», полвека мемуарам «Люди. Годы. Жизнь».

Н. БОЛТЯНСКАЯ:В Москве работает Всемирный конгресс Международного ПЕН-клуба, Вы являетесь его почетным гостем. Каковы ваши впечатления?

Ч. АЙТМАТОВ:Мы уже третий день проводим свои заседания. Мне кажется, что это необходимо. Необходимо, чтобы мировая писательская общественность могла где-то собраться все вместе и подумать о том, что происходит в нашей жизни, в мире в целом и, самое главное, как это находит свое выражение в нашем творчестве, в литературе. Естественно, тут и драматургия, и поэзия, и кино, наверное, потому что у каждого киносюжета есть все-таки сценарий. Тот факт, что этот конгресс ПЕН-клуба собрался в Москве (а его могли проводить в любой другой столице, в любой другой стране, но именно это в нашей Москве), я придаю этому особое значение.

Н. БОЛТЯНСКАЯ:Тогда возникает вопрос к Вам как к литератору и, если угодно, как к дипломату. В последнее время многие представители мировой гуманитарной общественности предъявляют известные обвинения в адрес России.

Ч. АЙТМАТОВ:Я знаю, они и сейчас звучат. Но это не значит, что мы должны избегать друг друга, сторониться. Наоборот, чем острее какие-то проблемы, чем сильнее дает о себе знать кризис, надо именно здесь собираться. Здесь, на месте действия этой истории быть включенными в этот процесс.

Я считаю, что Москва сейчас является определенной точкой отсчета современной истории. Как мы здесь проявим себя, насколько мы сможем, глубоко взаимопроникая в наши духовные устремления, иметь общий разговор, общую платформу — от этого очень многое зависит.

Н. БОЛТЯНСКАЯ:Общая платформа — это понятие неопределимое.

Ч. АЙТМАТОВ:Гуманизм все-таки является общей платформой.

Н. БОЛТЯНСКАЯ:А вы увидели кого-то на этом конгрессе из тех, с кем вам как читателю, может быть, хотелось познакомиться, кому хотелось посмотреть в лицо?

Ч. АЙТМАТОВ:Здесь были интересные люди. Во-первых, со вступительным словом выступил Гюнтер Грасс, известный немецкий писатель. Мне интересно было вчера (мы за столом сидели, чай пили) с Владимиром Маканиным, например. Я давно с ним не виделся. Это очень серьезный писатель сейчас среди современных русских и не только русских. Из всей нашей постсоветской культуры он является очень значительным мастером. Правда, не удалось мне поговорить с Василием Аксеновым, он тоже участвует. Здесь есть очень интересная личность — Александр Блок, русскоговорящий француз. Он и писатель, и общественный деятель.

Н. БОЛТЯНСКАЯ:Знакомая фамилия!

Ч. АЙТМАТОВ:Да, тот самый, наш великий Блок. Видимо, какими-то корнями они все-таки связаны: у него русский язык достаточно хороший. И человек он очень широкого кругозора. Вчера мы с ним вместе проводили «круглый стол», который назывался «Европа и Россия. ХХ век боли и надежды». И так я имел честь тоже выступить, кое-что сказать.

Н. БОЛТЯНСКАЯ:В начале перестройки я помню одного университетского преподавателя, который 1 сентября отправил вон из аудитории своих студентов, которые не читали «Плаху». Вплоть до восполнения пробела в образовании.

Ч. АЙТМАТОВ:Зачем он так сурово подходит к своим студентам!

Н. БОЛТЯНСКАЯ:Вы чувствуете увеличение, падение интереса в нынешней русскоязычной читающей аудитории?

Ч. АЙТМАТОВ:Конечно, идет очень большой динамизм в этом плане, колебания. С одной стороны, люди увлечены новой массовой литературой, она шествует. Это буквально нашествие, набег. В какие-то давние, древние времена кочевые племена совершали набеги друг на друга: угоняли скот, увозили скарб, людей в плен брали. Примерно так современная массовая литература, которая заполонила буквально все пространство читабельное, сейчас в нашествии. Но это не значит, что настоящая, подлинная, серьезная литература полностью куда-то исчезла.

Нет. По своему опыту и по своим нынешним встречам, разговорам, обменам мнениями я тоже немножко в курсе дела. Вот Вы конкретно спросили по поводу «Плахи». Всегда так бывает: есть свой период подъема, апогея популярности. Однажды я шел по улице Горького, как она тогда еще называлась. Среди многочисленных прохожих идет женщина средних лет. И издали она как-то глянула на меня, покивала головой и сказала: «Здравствуйте!». Я думал, что это моя знакомая, но когда я приблизился, то увидел, что совершенно незнакомая женщина. Я сказал: «Здравствуйте!». И потом остановился в недоумении. Думаю: она, может, что сказать хочет. Она подошла еще ближе и, глядя прямо в глаза, сказала: «Я Акбара». А Акбара — это волчица моя.

Н. БОЛТЯНСКАЯ:Можете не объяснять.

Ч. АЙТМАТОВ:Я был ошеломлен. Я подумал: или она шутит, или не в себе. И пока я хотел спросить, почему она так заявляет, она уже ушла, мимо прошла. И глядя ей вслед, я понял, что с ней, видимо, что-то происходило, что-то серьезное, что-то в ее жизни. Почему она сопоставила свою судьбу, свою жизнь с этой волчицей Акбарой? Вот настолько «Плаха» была популярна, что даже прохожие на улице могли что-то сказать в этом смысле.

Сейчас, конечно, издания, во-первых, надо переиздавать, а издатели сейчас смотрят, что побыстрее продать, поэтому это отодвигается куда-то. Я очень сочувствую моим сверстникам, моим коллегам, собратьям по перу, которые остались в отодвинутом положении, не до них. Но мне судьба в этом смысле улыбнулась.

Европа компенсирует мне. До сих пор очень большой интерес к моим произведениям. Не хочется самому об этом говорить. На Западе это немецкоязычные страны: Германия, Австрия, Швейцария, и на Востоке — Япония. Вот два плацдарма у меня.