Василий Христофоров - Советские спецслужбы открывают Восток

8) Идрис Алмазов — «член панисламистского» комитета;

9) Полковник Дагагуев — связан с Гоцинским и Северо-кавказским комитетом «Иттихад»;

10) Сеид-Хакял оглы — резидент Турции;

11) Эффендиевы Юнус и Ахмед — видные деятели партии «Иттихад» [254] ЦА ФСБ России. Ф. 2. Оп. 2. Д. 29. Л. 72. .

Противодействие общественному влиянию кавказских лидеров, не желавших сотрудничать с новой властью в нужном направлении, было далеко не единственной задачей центра. В процессе модернизации решались многие сложные вопросы, например, размежевание земли и изменение административных границ, что зачастую создавало новые очаги социальной напряженности. Так, после размежевания земли и установления границы осенью 1925 г. между Грозненским нефтепромысловым районом и Чеченской автономной областью промысловые рабочие городки оказались на территории Чеченской области. В связи с этим рабочие говорили о том. что скоро городки будут не рабочими, а городками чеченских мулл и антисоветски настроенных социальных групп [255] «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране. Т. 3. Ч. 1–2 (1925). М.: ИРИ РАН, 2002. С.638. .

Важным этапом модернизации на Северном Кавказе, а также национально-государственного строительства Чечни и Северной Осетии стал период 1928–1929 годов, когда происходило объединение Чечни, г. Грозного и Сунженского округа в единую Чеченскую автономную область, а г. Владикавказ был передан Северной Осетии. ОГПУ через Восточный отдел и ПП ОГПУ по СКК внимательно следило за политическими настроениями разных групп горского и русско-казачьего населения в Ингушетии, Северной Осетии и Чечне в связи с административно-территориальными преобразованиями и информировало И.В. Сталина. ОГПУ сообщало о том, что национальное руководство Ингушской автономной области, считая решение «ущемляющим жизненные национальные интересы Ингушетии», «оскорблением революционных чувств ингушского народа» и особенно упирая на то, что решение СКК о Владикавказе было вынесено без всякого участия и предварительного согласования с ингушской советской и партийной организацией, заняло резко отрицательную позицию, встав во главе движения протеста, охватившего все слои ингушского населения, обращалось к центру с просьбой об отмене решения крайкома ВКП(б) [256] Там же. Т. 6 (1928). М.: ИРИ РАН, 2002. С. 536. .

Основная масса казачества одобряла решение о присоединении Сунженского округа к Чечне, особенно с переходом к последней Грозного («город не даст нас в обиду»). Наряду с этим часть казачества, в том числе отдельные бедняки и середняки, проявляли боязнь, что с присоединением Сунжи к Чечне чеченцы отберут их земли, их выселят или в лучшем случае никакого улучшения в их жизни не произойдет [257] Там же. С. 538. .

Решение края о передаче Грозного и Сунженского района Чечне вызвало в среде чеченской интеллигенции волну общественной активности и размышлений о будущем региона. Недостаток кадров национальных работников давал надежду той части интеллигенции, которая в свое время была отстранена от руководства, вернуться к власти. Вопрос об объединении Чечни с Ингушетией встречал среди национальной интеллигенции все меньше сторонников, вместо этого усиливались разговоры о своевременности постановки вопроса о присоединении к Чечне Хасавюртовского округа Дагестана, смежного с Чечней, населенного чеченцами. Русские рабочие, проживавшие в Грозном, первоначально протестовавшие против объединения из-за боязни массового проникновения на производство местных жителей, после проведении разъяснительной кампании относились к решению края положительно. Однако в целом разговоры о возможном ущемлении взаимных интересов русского и чеченского населения и об обострении межнациональных отношении не утихали [258] «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране. Т. 6 (1928). М.: ИРИ РАН. 2002. С. 538. .

Итак, за завоеванием северокавказских территорий последовал этап советского мира, затем политика советской социальной инженерии и модернизации. Трудно не согласиться с мнением специалистов о том. что «советское упорядочение Кавказа не может быть названо «гармоничным и непротиворечивым»: слишком много соперничающих интересов и локальных проблем необходимо было переплавить внутри этого исторического проекта, который сам соткан из различных политических идеологем и управленческих принципов…» [259] Цуциев А. А. Атлас этнополитической истории Кавказа. М.: Европа, 2007. URL: http://www.iriston.com/books/cuciev_-_etno_atlas/ cuciev_etno-polit_map.htm#16 (дата обращения: 19.08.2017). .

Развитие и усугубление национальных антагонизмов в смешанных по национальному составу населения районах (особенно между русскими и горцами в районах Ингушетии, Чечни, Северной Осетии, Адыгейско-Черкесской и Карачаево-Черкесской областях) вследствие административно-территориальных преобразований на всем протяжении изучаемого периода было одной из ключевых проблем модернизации на Северном Кавказе в 1920-е годы. Вкупе с иными социально-идеологическими и экономическими факторами и усиленным антисоветским воздействием извне все это становилось питательной средой для массового и точечного сопротивления советским нововведениям, сопротивления, приобретавшего самые разнообразные формы — от т. н. политического бандитизма до «восточной контрреволюции».

Идеологическое противостояние-разграничение проходило по линии светского и исламского начал. Очевидно, что в тех исторических условиях основания для союза Москвы и Грозного могли быть только светскими с учетом исламской специфики, как ее понимало тогдашнее советское руководство. Как мы видим из рассмотренных документов, наблюдатели из ОГПУ сосредотачивались прежде всего на выявлении внешнего влияния на «мусульманский» мир Кавказа в виде весьма размытой «панисламистской» составляющей. Вероятно, они не считали региональных лидеров вполне способными самостоятельно решать вопросы государствообразующего характера. Азербайджанская «Иттихад-Ислам», турецкая элита, не оставлявшая надежд на продвижение своих интересов в указанном регионе, находились в центре постоянного внимания советских спецслужб, и именно им приписывалась ведущая роль в активизации деятельности ключевых общественно значимых фигур Северного Кавказа. Мы видим, что в аналитических обобщениях внешний фактор превалировал над осмыслением сугубо внутренних проблем. С одной стороны, это существенно облегчало их объяснение, с другой — затягивало узел кавказских проблем еще туже.

Вместе с тем очевидно, что в тот исторический период исламская конфессиональная доминанта сама по себе не была способна обеспечить объединение и модернизацию северокавказского общества из-за полиэтничности и поликонфес-сиональности региона, отсутствия исторической традиции общей государственности, а также ввиду советской догматической установки на вытеснение религии из всех сфер общественной деятельности, активным проводником которой являлся Восточный отдел ГПУ-ОГПУ.