Юрий Поляков - В зоне риска. Интервью 2014-2020

– Хулиганские какие-то стишки… Несолидно для классика.

– Так и весь роман хулиганский. Я же описываю молодых писателей, а они всегда дерзкие и ненормативные. Или вы хотите, чтобы я, 64-летний ветеран литературного цеха, который чудом успел проскочить пресловутую пенсионную реформу, делегировал моему молодому герою свою усталость от жизни? Нет, наоборот, я из последних сил старался увидеть мир его хулиганскими глазами. Но у писателей моего поколения озорство сочеталось с серьёзным отношением к слову, к профессии. Ныне массовая поэтическая культура утрачивается. Рэп, за редким исключением, – это, извините, какое-то малограмотное бормотание – иногда даже в рифму. Возможно, в сочетании с ритмическим трансом, с обаянием исполнителя это как-то и прокатывает, но к поэзии не имеет никакого отношения. Надо поднимать читателя к высотам поэтической культуры, а не опускаться в умственные сумерки недоучек. Поверьте, мои молодые читатели, лет через пять-десять вы сами изумитесь, что относились к рэпу всерьёз.

– Получается забавное совпадение. Сейчас вы написали примерно о тех же временах, о которых написаны ваши первые повести, но совершенно по-другому. Время ушло, вино отстоялось, муть ушла? Взгляд изменился?

– Конечно, изменился. Свои первые вещи я писал изнутри той эпохи, хотя мой «гротескный реализм» проявился уже тогда в «Апофегее» и «Парижской любви Кости Гуманкова». «Козлёнок в молоке», написанный в 1994—95 году, выходил за рамки поздней советской эпохи. Меня часто спрашивали, будет ли продолжение «Козлёнка в молоке»? И я всегда говорил: нет, я сказал о той среде и о том времени всё, что я хотел. И я ошибся. Потому что в известной степени «Весёлая жизнь…» – это «Козлёнок в молоке»-2. Время и среда примерно те же самые. Некоторые прототипы повторяются. Но я сам изменился, другим стал и мой взгляд на эпоху.

– Помягчел, кажется…

– Стал более объёмным. То, что тогда казалось несуразностями, на самом деле оказалось предвестники очень серьёзных социальных и нравственных сдвигов. Когда моё небольшое эссе начало разрастаться в роман, я пытался остановиться… Но внутренний голос говорил: ты должен договорить что-то важное… А я всегда к себе прислушиваюсь. Я привык к тому, что внутренний императив, связанный с какой-то темой, меня никогда не обманывал.

– Теперь понятно, почему у Полякова в самом конце перечислены в хронологическом порядке все его произведения… как будто оглавление какое-то… Это оглавление жизни Полякова.

– Вот чем мне нравятся талантливые журналисты и талантливые литературоведы? Они всегда припишут литератору то, чего он и не собирался делать. Один литературовед написал огромную статью о том, что Пушкин-де перед смертью стал писать совершенно по-новому. Оказалось, в академический том Пушкина по ошибке заверстали малоизвестные стихи Баратынского. Так вот и мне заодно с вёрсткой прислали содержание моего 12-томного собрания сочинений, которое выпускает сейчас издательство АСТ. Три тома уже вышли. А ещё мне хотели прислать вёрстку сборника интервью, который называется «Долой правдобоязнь!». Он создан в соавторстве с двумя талантливыми журналистами – Любовью Моисеевой и Александром Гамовым. Сборник скоро выйдет в издательстве «Книжный мир»… Вы-то хоть помните, что первый раз брали у меня интервью про «Козлёнка в молоке» в декабре 1995-го года?

– Вы ещё тогда трубку курили… Кстати, от руки писали тогда…

– Нет, я уже компьютер возил с собой… А последним интервью в сборнике будет как раз то, что я вам сейчас даю, а вы берёте…

– Но вернёмся к «Весёлой жизни…».

– Есть у меня опасение, что читатель, особенно молодой, решит, что мы в то время беспробудно пьянствовали…

– И любовью занимались направо и налево…

– Нет, герой у меня жене так и не изменяет на протяжении всего романа…

– Это потому, что ваша жена Наталья прочитывает всё ещё в рукописи?

– Жены писателей относятся к нашим произведениям, как прокуроры к следственным делам, не имеющим срока давности. Поэтому, даже описывая далёкую молодость, приходится соблюдаться. Но рукописей моя жена давно уже не читает. Зачем заранее расстраиваться?

– Следует добавить, что, как всегда, текст щедро усыпан афоризмами, которые запоминаются с лёту… Когда читатели смогут увидеть роман на прилавках?

– Думаю, он выйдет в издательстве АСТ, с которым я сотрудничаю много лет в начале апреля. И ещё он будет фрагментами печататься в журнале «Москва», в трёх номерах, начиная с мартовского.

КСТАТИ:

«Ну, никак не удаётся противостоять ТВ-бедламу»

– Юрий, давайте вернёмся опять к сексуальным проблемам…

– Слава Богу, у моих молодых героев сексуальных проблем не было.

– Зато была возможность, когда люди здравомыслящие, талантливые, могли попасться на такой ерунде, как провоз печатной продукции так сказать эротического содержания, которой сегодня – пожалуйста, иди, бери.

– Ну да. Но у нас тогда было достаточно пуританское общество.

– Это лучше или хуже?

– Это не лучше и не хуже. Это надо рассматривать в историческом контексте. Вот начинают ругать то время за пуританство, за моральное ханжество, но забывают, что советская власть впала в воинствующее целомудрие после того, как в 20-е годы в стране царил чудовищный разврат, декамерон отдыхает. Комсомольцам на полном серьёзе бесплатно раздавали знаменитую половую азбуку Меркулова, где каждая буква составлялась из двух-трёх совокупляющихся голых тел. Считалось, буржуазный ханжеский брак с его верностью, моралью, венчанием надо взорвать, отбросить. Да здравствует свободная любовь! Чем кончилось? Кошмаром. Лютой безотцовщиной, матерями-одиночками, которые не могли поднять детей, беспризорниками, переполненными детскими домами и пандемией венерических заболеваний. Стало понятно, что социализм социализмом, а семья семьёй. Государство, даже рабочее-крестьянское обязано семью и половую мораль поддерживать. А если сама власть предлагает перешагнуть через любые табу, которые, кстати, человечество вырабатывало тысячелетиями, будет сексуальный бедлам. Всё повторяется.

– Сейчас нам удаётся противостоять этому бедламу?

– Конечно, того беспредела, который царил в 90-е, сейчас нет, он ушёл куда-то в подполье…

– Ну, какое подполье? Посмотрите телепередачи, которые идут в прайм-тайм… где ищут по ДНК отца ребёнка по всей деревне…

– Ну, хоть отца ищут… Хотя бы на Ленинградке теперь не стоят до самого Шереметьева шеренги проституток. Видимо, начальству стало неловко в аэропорт ездить. А то, что блуд и его последствия – одна из любимых тем отечественного телевидения – с этим не поспоришь. Но ведь «телебароны», считающие нас с вами «телебаранами», как рассуждают? Пипл хавает. Рейтинг скачет. И это главное. Я всегда спрашиваю телевизионщиков: зачем вам этот рейтинг? Они: а как же, нам надо зарабатывать деньги. А зачем, говорю, вам надо зарабатывать деньги? Вы что, их в детские дома отдаёте, в хосписы? Нет, говорят, мы развиваем телевидение и платим себе хорошие зарплаты. И тут у меня вопрос: почему же общество должно страдать от ваших хороших зарплат, объясните, пожалуйста? Понятно, что вниз человека тянуть легче, чем поднимать вверх… Если бы каждому россиянину, не довольному нашим телевещанием, разрешили бросить в Останкино по камешку, башню до макушки засыпали бы…