Георгий Алексеев - Разведке сродни

Вспоминается притча, рожденная народом в самом, так сказать, «зените» застойного периода. Из сельской глубинки приехал в большой город старый колхозник. Решил после долгой разлуки навестить сына — руководителя областного масштаба. И был буквально потрясен сказочным комфортом, в котором живет сын, числом работников, обслуживающих его — от шоферов персональных машин, милиционера у дверей квартиры до официантов, подносящих блюда с яствами к обеду, и специальных людей, убирающих огромную квартиру. Отец с сочувствием спросил, сколько же сыну приходится трудиться, чтобы содержать такое количество работников? Тот расхохотался: «Эх, ты, деревня наивная! Работаю, конечно, много, но эти люди получают государственную зарплату. Так положено, — я же первый руководитель в области!» И тут вдруг старик засобирался домой. «Ты куда?» — с недоумением спросил сын. А тот, глядя сыну в глаза, произнес: «Ванька-а-а! А ну, как красные придут?!.» Так и уехал убежденным, что в этом городе каким-то образом умудрились «распустить» Советскую власть…

Перерождение ряда руководителей партийного, советского, хозяйственного аппаратов не смогло не повлечь серьезной деформации в социальной атмосфере общества. Как остро и точно сказал писатель Борис Васильев, это «в конечном счете не могло не привести к резкому искривлению нравственных постулатов, проведя грань между теми, кто все мог и все имел, и теми, кто мог только работать, и имел только то, что давали. Советское понятие хозяина своей страны фактически раздвоилось, трансформировалось в «хозяев» и множество тех, кто не ощущал себя хозяевами. Они-то и стали нести с предприятий все, что могли, ибо не ощущали более эти предприятия своими; стали пить, ибо утратили ощущение ответственности; стали изо всех сил изображать видимость труда, избегая его самого». (Известия, 1988, 1 января).

Начиная перестройку, партия нашла в себе мужество предать всенародной огласке, решительно развенчать и осудить нравственные извращения, которые были связаны в прошлом с отступлением от ленинских норм и принципов партийной жизни, коммунистической морали. На январском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС было откровенно сказано:

«Особенно обостренно воспринимается в обществе все, что связано с нравственным обликом членов партии, и прежде всего руководителей. Наша первейшая задача — восстановить чистый и честный облик руководителя-коммуниста, облик, на который бросили определенную тень преступления ряда перерожденцев».

Идейное, нравственное очищение в партии и обществе происходит. Но не надо тешить себя иллюзиями, будто этот процесс идет столь быстрыми темпами, что все, о чем говорилось выше, уже в прошлом. Социологи Академии общественных наук при ЦК КПСС провели исследование, опросив большую группу секретарей партийных организаций, членов партбюро, парткомов трудовых коллективов, их административных, профсоюзных и комсомольских руководителей. Был задан вопрос, что мешает полному утверждению в жизнь советских людей основных принципов коммунистической морали. Результаты ответов заставляют задуматься о многом.

Так, например, более сорока процентов опрошенных не относят к числу непременных условий жизненного успеха способности человека, около половины не считает такими условиями честность, принципиальность и даже — добросовестное отношение к труду. Главное деньги — так считает 35,8 и умение ладить с начальством — 31,5 процента. Каждый четвертый указывает на связи родственные и с «нужными» людьми, умение «подать себя» и т. п.

Так думает значительная часть руководителей трудовых коллективов! Так что в нравственном, психологическом плане далеко не все наши политические вожаки созрели для того, чтобы принять принципы, на которых развиваются обновление общества, идеология перестройки. А ведь им вести за собой массы…

На одном из уральских заводов довелось однажды разбираться с непростым делом, связанным с приемом в партию человека, недостойного высокого звания коммуниста. Обратились ко мне три женщины: редактор многотиражной газеты, известная в области поэтесса, руководившая заводским литобъединением, и бывшая редактор этой многотиражки, только что перешедшая в областную газету. Всех их я знал как людей преданных своему делу, честных, принципиальных коммунистов, не способных покривить душой, пойти против совести. Года за полтора до этого «Советская Россия» проводила на заводе диспут о нравственном облике современника, и все трое принимали самое горячее, заинтересованное участие в его подготовке. И вот теперь просили меня вмешаться вплоть до выступления в газете, чтобы не допустить приема в партию литсотрудника многотиражки. Первичная парторганизация приняла его кандидатом в члены КПСС, не посчитавшись с категорическим возражением трех коммунистов, знавших его «вдоль и поперек», и каждая из них написала о своем особом мнении в райком партии.

Признаться, вопрос вначале показался довольно частным, так сказать, мелкотемным для центральной газеты. Подумалось, вполне достаточно позвонить в райком партии, попросить более внимательно подойти к рассмотрению дела. И все же какое-то внутреннее сомнение сдерживало поступить именно так. В самом деле, такой ли это мелкий вопрос: кто придет в ряды твоей партии — искренний единомышленник-боец за ее идеалы или попутчик, приспособленец? Ведь сколько раз приходилось слышать укор, осуждение по адресу того или иного товарища по партии: «А еще — коммунист!..»

Что же писалось в рекомендациях? Ставшие, к сожалению, обычными стандартные, ничем не аргументированные эпитеты: «трудолюбивый, общительный, принципиальный, умеет ладить с людьми, хороший семьянин…» Ну, а в чем конкретно проявляются перечисленные достоинства, каков внутренний мир, помыслы, какими нравственными ценностями дорожит — ничего о том не говорилось. Да и не могло быть сказано: рекомендующие, хотя и уважаемые на заводе люди (двое — передовые рабочие, один — технолог), знали рекомендуемого весьма поверхностно, судили о его достоинствах (кстати, о недостатках — ни слова) по внешним признакам.

Письма трех коммунистов носили иной характер, рисовали совершенно конкретный облик человека — лентяя и бездельника, беспринципного и нечестного. После знакомства с фактами, что приводились в письмах, естественно возникал вопрос: зачем же так домогался принадлежности к партии, если в душе, в сознании абсолютно не разделял ее законов, жил вопреки коммунистическим нормам и принципам? И на это отвечали трое коммунистов в своих письмах. Он не раз с циничной откровенностью высказывал коллегам: «Кого выдвигают на руководящие должности? Членов партии. Без партбилета дудки попадешь на руководящий пост!» — «А зачем он тебе?» — спрашивали его. «Я тут уже пересидел нескольких редакторов. Сколько же могу ходить в рядовых, тянуть лямку, бегать по цехам?» — «Но ты не слишком-то перетрудился — плечи от лямки не натерты». И напомнили ему слова Ленина, который не только звал в партию для трудной, тяжелой работы, но и требовал очищать ее от тех, кто «хочет только «попользоваться» выгодами от положения членов правительственной партии» [14] Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 39, с. 224. . В ответ литсотрудник пренебрежительно морщился и говорил, что все это — громкие слова для трибун на митингах и собраниях. Словом, партия ему нужна была как подставка для карьеры. Такой следовал вывод из писем коммунистов.