Алексей Иванов - Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями

Знаете, какая фраза больше всего запомнилась из «Географа»? «Поход — это заповедник судьбы». Правда, истинная правда! У меня не такой уж и большой стаж в этом деле — всего каких-то 5–6 лет, но я полюбил походы уже во взрослом возрасте и готов на 100 % с вами согласиться. Вот было бы здорово оказаться с вами на одном катамаране на какой-нибудь Ледяной, как по вашей воле повезло пацанам из 9 «Б», и пролистать ещё разок те страницы нашей пусть и короткой, но общей биографии, которая благодаря вашему таланту вдруг так ярко всплыла из памяти. Да, кстати, пусть в романном варианте вы не пришли на наш последний звонок, но мы-то знаем, что это не так. У меня есть фото с крыльца нашей школы, где наша красная профессура вся в сборе и вы слева. (Как же я всё-таки не сопоставил вас с тем самым географом? Хотя ведь всё время, пока читал, я размышлял, где мог видеть это лицо?)

В общем, сумбурно вышло, но, наверное, по-другому и не могло быть. Очень многое всколыхнули вы в моём сердце. Ещё раз спасибо! Теперь уже надолго ваш — «ехидный Старков».

Дорогой Старков. Нелепо обращаться так к совершенно взрослому и состоявшемуся человеку, но что уж поделать. В письме, опубликованном на сайте, я подчистил кое-какие подробности о прототипах — люди-то ещё работают. Кстати, недавно я узнал, что у ВБ есть дочь, и её зовут Маша, и ВБ страшно обиделась на меня за роман. Этот случай поясняет, что узнавание реалий в романе — от того, что они типичны, характерны, а не от того, что я перелицевал всё один к одному. Я отлично помню, что фоткался с вами на выпускном, и оттрубил я у вас полный год, а не 2–3 месяца, и меня-то из школы не выгоняли (плюс не было ни романов, ни пьянок, ни битв а-ля Служкин против «зондер-команды»). С «В»-классниками (не с «Б») я ходил по походам гораздо позже их учёбы в школе, и это позволило увидеть ситуацию с другой стороны парты, ну и так далее.

А романный «Старков», по-моему, никакой не хам и всё такое. Хороший умный парень с амбициями, следовательно, с вызовом тому, кто эти амбиции в своей жизни не реализовал — к Служкину. Когда я у вас «жёг глаголом», напомню, мне было 23, а Служкину — 28, и он пробожил многое из того, что я к 28 всё-таки сохранил. А вы, господин Старков, сейчас должны быть старше обоих — и того меня, в школе, и Служкина.

От посланий вроде этого у меня рождается какое-то странное чувство: вижу наяву, как время размывает разницу между людьми и даже между вымыслом и реальностью. Н-да. Спасибо! Удачи!

Скажите, в 1993 году вы писали курсовую работу по Геннадию Калиновскому. У меня текст вашей курсовой от самого Геннадия Владимировича. Могли бы вы хоть немного рассказать об этой курсовой и о вашем пересечении с художником?

Спасибо вам за ваш вопрос — то есть за возможность «преклониться» перед талантами Геннадия Калиновского и Юрия Коваля. Я считаю, что это — великие художники. К сожалению, ни с кем из них лично я не общался и не располагаю никакой информацией о них сверх того, что можно накопать в интернете. Свою работу по творчеству Калиновского я считаю неудовлетворительной. Я бы написал более глубокое исследование, если бы был поумней, но какой был — такой и вложился. Так что популяризовать свою работу я не буду, а перед Геннадием Калиновским как стоял со снятой шапкой, так и стою.

Перечитывая электронный вариант «Географа», заметила разночтения с напечатанным вариантом. Скажите, пожалуйста, чем они (разночтения) вызваны и существуют ли ещё какие-то варианты (какой-нибудь ранний журнальный, ещё что-нибудь)?

Да, у «Географа» существует «особый» вариант. Впервые этот роман был издан в издательстве «Вагриус» в 2003 году, и там редактор по-своему распорядилась частью о Служкине-школьнике (о смерти Брежнева). У меня эта часть собрана в одну общую большую главу (вставную повесть). Редактор же нашинковала эту главу на эпизоды, часть этих эпизодов поставила в текст туда, куда сочла нужным, а часть выбросила вообще. Когда роман был переиздан «Азбукой», я восстановил прежнюю структуру и полноту. Откуда брали текст романа для электронной версии — я не знаю, наверное, из вагриусовского издания.

Здравствуй, Алёша! Рада за тебя. С удовольствием слежу за твоим творчеством. На старости лет увлеклась сплавами по Чусовой.

Дорогая Екатерина Викторовна, очень рад вашему посланию. Я до сих пор уверен, что моя первая учительница — самая умная и красивая, да ещё и лучше всех поёт на уроках пения. Помню, тогда я даже сочувствовал «бэшникам» и «вэшникам», что им-то, дуракам, не повезло так, как нам, из «А»-класса. Я даже почерк ваш помню, потому что изо всех сил подражал ему. И помню, что за все три первых класса вы мне поставили единственную двойку — по физкультуре — за то, что я спустился со шведской лестницы на руках, как обезьяна, и перепугал вас. Тогда я думал, что жизнь моя кончена и мне надо идти топиться в Каму. Недавно мне показывали фотку, где вы на Чусовой. Рад, что вы сейчас такая же, как и тогда — молодая и красивая.

В одном из комментариев по поводу присуждения Букеровской премии в этом году было сказано, что в прежние годы даже Алексей Иванов не был включен в лонг-лист. А какой ваш роман не допустили до Букера?

В 2004-м, что ли, году, из лонг-листа Букера удалили «Сердце пармы» с оскорбительной мотивировкой — «за отсутствие признаков романа». То есть в лонг-лист роман прошёл и должен был конкурировать с другими произведениями за прохождение в шорт-лист, но его по-хамски и вопреки правилам выбросили до начала состязания. С тех пор Букеровская премия для меня — дерьмо.

Вот вы достаточно долго писали романы, как говорится, в стол. Вы чувствовали, что это не зря, что всё равно они будут опубликованы? Что давало вам силу и уверенность?

Нет, я не верил, что мои романы будут опубликованы. Я думал: может, к полтиннику у меня случайно выйдет какая-нибудь одна книжка в местном издательстве тиражом тыщи две, и всё. Я знаю немало подобных примеров. А продолжал писать я просто потому, что мне это органично. Вот представьте, что вы умеете хорошо готовить, но гости к вам не ходят: вы же всё равно не будете ужинать «Дошираком». На «продолжать писать» усилий не требовалось, это не подвиг. Не вопрос силы воли, а вопрос самоидентичности.

Чтобы быть самим собой, никаких усилий не требуется. Но жизнь ломает и заставляет отказываться от себя. С собой бороться не приходится — приходится бороться с жизнью. Это и воспитывает характер