Алексей Иванов - Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями

Нужен ли России хороший имидж? Да. Нужна ли Олимпиада? Да. Нужно ли было отстраивать Сочи заново? Не знаю. Морально ли проводить такое дорогое шоу в бедной стране? Нет. Можно ли было рисковать с Олимпиадой в столь коррумпированном государстве? Нет. Получилось ли поразить зрителей? Дело вкуса. Будут ли вспоминать Олимпиаду с гордостью? Да. Ну и так далее до бесконечности.

Если рассматривать одну Олимпиаду без контекста — это триумф. Если рассматривать в контексте — это, наверное, пир во время чумы. И к тому же на Олимпиаду мы переносим те претензии, которые имеем к государству, а вовсе не к Олимпиаде. Поэтому давать какой-то один обобщающий ответ про Олимпиаду — наивно. Объективность невозможна, а полемика неизбежна.

Если уж вы спрашиваете про роскошь, то о какой роскоши идёт речь? «Мы живём и работаем» ради своей собственной роскоши, а нам показали роскошь государства. Мы все на опыте знаем немощь нашего государства, и роскошь Олимпиады не убедит нас в силе государства, но легко убедит в его аморальности.

Мы стараемся вступить в корпорацию, которая решила бы наши проблемы. Корпорацией может быть фирма «Газпром». Может быть город Москва. Может быть класс чиновничества. Но это всегда корпорация, которая заменяет собой государство

На недавней встрече с читателями в Екатеринбурге вы говорили о проецировании «московской матрицы» на регионы. Почему люди с такой готовностью эту матрицу принимают?

Вы задаёте вопрос, на который сложно дать обобщающий ответ. Интуитивно понятно, почему люди предпочитают «московскую матрицу» региональной. Кто-то просто провинциал по мышлению (для провинциала столичное — значит лучшее). Кто-то идёт на поводу у тренда. Кому-то кажется, что так правильно. Но проблема не в том, что люди предпочитают столичное. Проблема в том, что все другие культурные «матрицы» объявляются неполноценными. Это всё равно что считать льва единственным настоящим животным, а всех остальных зверей — недоразвитыми или уродливыми львами.

Следите ли вы за полемикой вокруг «Ельцин Центра»? Как вы считаете, почему тема 90-х вдруг стала столь актуальной?

Я слышал о полемике вокруг «Ельцин Центра», но не слежу за ней. У меня есть своё мнение о «Ельцин Центре», основанное на опыте давнего знакомства с этой институцией, и чужие вопли мне не интересны.

Я не думаю, что тема 90-х стала актуальной. Я думаю, что вдруг резко (и официально) изменилось отношение к 90-м — от сострадательно-осуждающего к оскорбительно-проклинающему. Причиной я вижу некую «герметизацию» современной России. Россия в некоем завышенном самомнении надменно отгораживается от всего: от Европы, от США, от культурного мейнстрима, от своих проблем и от своего недавнего прошлого. Это включился комплекс неполноценности.

Когда вы для себя поняли, что централизация России ведёт к деградации страны? Была ли какая-то отправная точка или вы пришли к пониманию этой проблемы постепенно?

Вы говорили, что сейчас «время корпораций», когда люди или присасываются к сообществу, компании и т. д., или создают своё (байкерское, футбольное, рыболовное, националистическое, политическое и т. д.). В этом нет ничего плохого, как мне кажется. Ведь стремление к объединению лежит в природе человека, не так ли? И даже в царской России были сословия, общинность, при которой человеку быть одному невыгодно и не нужно.

Чем дальше отъезжаешь от Москвы, тем отчётливее понимаешь, что такое Россия. В частности, когда был у вас в Челябинске, то приятно было осознавать, что местная идентичность ещё не размыта глобалистскими вещами. Ощущение солидности, серьёзности местных людей не покидало меня, пока был на Урале. Этого не хватает здесь, в центральной части страны.

С централизацией страны, которая ведёт к деградации, я столкнулся сразу же, как только захотел сделать что-то выходящее за рамки дозволенного. Говоря проще, издать книгу. Это было в начале 90-х. Всё системное книгоиздание тогда сосредоточилось в столицах, а в Екатеринбурге, который некогда славился своими издательствами и журналами, оказалось глухо. (Так я и доныне здесь ничего не издал.) Потом мне стало ясно, что подобная ситуация — во всех сферах жизни, не только в книжном деле. Но первое недоумение появилось у меня именно тогда и от этого.

В желании людей объединяться нет ничего дурного. Но корпоративность — это не просто объединение. Это такое объединение, которое выполняет и функции государства. Представьте, что клуб филателистов начинает печатать свою валюту, строить свои больницы и вооружать свою армию. А нынешние «корпорации» именно этим и хороши. Они берут на себя функции государства, а для этого им приходится «присасываться» к ресурсу. В результате они разрушают и государство, поскольку отвергают принципы равноправия и конкуренции, и экономику, поскольку присваивают общенациональную ренту. Разумеется, в первую очередь виноваты в этом не «корпорации», а само государство, точнее истеблишмент, которому при таком порядке процветать проще и надёжнее. Я уже не раз говорил, что самая большая «корпорация» — Москва, которой дозволено жить хорошо, потому что она — буфер от нации, «подушка безопасности» российской власти.

Я не склонен считать, что в каких-то отдалённых областях Россия «настоящая», а в столице и её окрестностях она прогнила. Степень разрушения везде одинакова, различаются только кластеры разрушения. Нельзя же утверждать, что больной, у которого туберкулёз, здоровее больного, у которого гепатит. Оба тяжело больны, но каждый по-своему.

Неверно считать, что в провинции Россия настоящая, а в столице прогнила. Человек с туберкулёзом не здоровее человека с гепатитом. Оба больны, но каждый по-своему

Вы пишете: «У нации впечатление, что Россия поднимается с колен, а у статистики — что ложится ничком». Оставим за скобками вопрос, о какой статистике вы тут говорите. Честно говоря, я такой не знаю, слава богу. Но вопрос не в этом. При Петре I, согласно измерению роста рекрутов, народ явно стал хуже есть. Как минимум уместно говорить о значительном уменьшении прироста населения. Отсюда вопрос: можно ли сделать вывод, что Россия при Петре «с колен не вставала»? Ведь при всех ужасах петровских времён факт остаётся фактом: в XVII веке России на мировой арене нет, а при Петре она там есть. Пусть ещё и не ключевым игроком, но и пренебрегать ею уже не считают возможным. Это вопрос о том, насколько вообще статистика способна фиксировать «вставание с колен».