Евгений Именитов - Геноцид антигосударства

В газете «Освобождение» в Париже, издаваемой П. Струве, вышла статья «Палач народа» [166], цитируем фрагмент: «Народ шел к нему, народ ждал его. Царь встретил свой народ. Нагайками, саблями и пулями он отвечал на слова скорби и доверия. На улицах Петербурга пролилась кровь и разорвалась навсегда связь между народом и этим царем. Все равно, кто он, надменный деспот, не желающий снизойти до народа, или презренный трус, боящийся стать лицом к лицу с той стихией, из которой он почерпал силу, – после событий 22/9 января 1905 г. царь Николай стал открыто врагом и палачом народа» .

В моей книге «Практическая адвокатура в принципах Римского права» (Москва: Издательство «Родина», 2019) приводятся фрагменты работы Л.Н. Толстого «Рабство нашего времени», где наш великий классик возмущён беспредельными бесчеловечностью, цинизмом и алчностью грабительского капитализма, охватившего и Россию на рубеже веков (1899–1900).

В этих условиях царь и его семейство перестали быть «удерживающим» от зла, перестали быть защитниками своего народа, он лишь стал формальным главой армии угнетающих свой народ паразитов.

Чтобы было понятно, как «хорошо» жилось народу при царе, приведу цитату из книги «Воспоминания и размышления» маршала Советского Союза Г.К. Жукова [167]:

«Тяжелая нужда, ничтожный заработок отца на сапожной работе заставляли мать подрабатывать на перевозке грузов. Весной, летом и ранней осенью она трудилась на полевых работах, а поздней осенью отправлялась в уездный город Малоярославец за бакалейными товарами и возила их торговцам в Угодский Завод. За поездку она зарабатывала рубль – рубль двадцать копеек. Ну, какой это был заработок? Если вычесть расходы на корм лошадям, ночлег в городе, питание, ремонт обуви и т. п., то оставалось очень мало. Я думаю, нищие за это время собирали больше.

Однако делать было нечего, такова была тогда доля бедняцкая, и мать трудилась безропотно. Многие женщины наших деревень поступали так же, чтобы не умереть с голоду. В непролазную грязь и стужу возили они грузы из Малоярославца, Серпухова и других мест, оставляя малолетних детей под присмотром бабушек и дедушек, еле передвигавших ноги.

Большинство крестьян наших деревень жили в бедности. Земли у них было мало, да и та неурожайная. Полевыми работами занимались главным образом женщины, старики и дети. Мужчины работали в Москве, Петербурге и других городах на отхожем промысле. Получали они мало – редкий мужик приезжал в деревню с хорошим заработком в кармане.

Конечно, были в деревнях и богатые крестьяне – кулаки. Тем жилось неплохо: у них были большие светлые дома с уютной обстановкой, на дворах много скота и птицы, а в амбарах – большие запасы муки и зерна. Их дети хорошо одевались, сытно ели и учились в лучших школах. На этих людей в основном трудились бедняки наших деревень, часто за нищенскую плату – кто за хлеб, кто за корм, кто за семена.

Мы, дети бедняков, видели, как трудно приходится нашим матерям, и горько переживали их слезы. И какая бывала радость, когда из Малоярославца привозили нам по баранке или прянику! Если же удавалось скопить немного денег к Рождеству или Пасхе на пироги с начинкой, тогда нашим восторгам не было границ!

Когда мне исполнилось пять лет, а сестре Маше шел седьмой год, мать родила еще мальчика, которого назвали Алексеем. Был он очень худенький, и все боялись, что он не выживет. Мать плакала и говорила:

– А от чего же ребенок будет крепкий? С воды и хлеба, что ли?

Через несколько месяцев после родов она вновь решила ехать в город на заработки. Соседи отговаривали ее, советовали поберечь мальчика, который был еще очень слаб и нуждался в материнском молоке. Но угроза голода всей семье заставила мать уехать, и Алеша остался на наше попечение. Прожил он недолго: меньше года. Осенью похоронили его на кладбище в Угодском Заводе. Мы с сестрой, не говоря уже об отце с матерью, очень горевали об Алеше и часто ходили к нему на могилку.

В том году нас постигла и другая беда: от ветхости обвалилась крыша дома…».

Такие истории продолжать можно бесконечно. И те, кто сейчас ностальгируют по почившей монархии, вероятно, рассчитывают оказаться при новом-старом строе в положение дворянства или как минимум того же кулачества, то есть с привилегиями.

К счастью, это невозможно. В одну и ту же реку нельзя войти дважды, каждый раз тебя будут омывать новые воды.

Когда мы обсуждаем ужасы царизма, нельзя не обратить внимание на одно важное обстоятельство, на тех, кто стрелял в людей и разгонял мирных демонстрантов в 1905 году. Это тоже были наши, русские люди. И это показывает действительность морального и духовного состояния народа. Важно не только то, кто повелевает, но важно и то, кем повелевают.

И тогда, и сейчас в начале XXI века в России находится множество людей, по разным причинам согласных угнетать, притеснять и грабить своих мирных сограждан. Критическая масса с обеих сторон – угнетателей и угнетаемых – может быть достигнута достаточно быстро, с точки зрения исторической перспективы.

Россия была подготовлена не только и не столько снизу, но сверху как к революции 1905 года, так и к революции 1917 года, и обе революции произошли. Это стало результатом объективного развития противоречий, которые «верхи» не захотели и не смогли ни увидеть, ни тем более предотвратить.

В 1909–1913 годах 41,7 % Российского экспорта составляло зерно, остальные статьи – это лесоматериалы, масло коровье и яйца, пряжа, мука и отруби, сахар, жмыхи и нефтепродукты. Продукцию машиностроения, а также уголь и кокс, хлопок мы ввозили. Являясь крупнейшим в мире экспортёром зерна (26 % мирового экспорта), свой народ царь и его правительство морило голодом. По замечанию Льва Толстого, голод в России наступал не тогда, когда хлеб не уродился, а когда не уродилась лебеда – заменитель хлеба для бедноты. Та же промышленность, что существовала, либо принадлежала, либо контролировалась иностранным капиталом (70 % капитала в промышленности и более 1/3 капитала банков). С исторических позиций, эта капиталистическая «ноша» стала непосильным грузом в дополнение к нашему царизму, дворянству и купечеству. Народ просто не выдержал.

Глупость и трагический финал царской династии Романовых не является в мировой истории чем-то невообразимым или особенным. Так происходило и с другими правящими династиями в иных странах.

Если проанализировать историю европейских царствующих династий Средневековья и Нового времени, мы увидим, что любая правящая семья от зарождения до полного упадка и фактического исчезновения проживала около 300 лет. Так было с Меровингами, Каролингами, Капетингами (Франция), Плантагенетами, Стюартами (Англия), Медичи (Италия). Иногда меньше, но никогда больше. В начале XX века 06 марта 1913 года Романовы отпраздновали 300-летие. Они выродились. Как чисто биологически, поскольку не смогли произвести на свет здорового наследника мужского пола, так и интеллектуально. Существует очень много реалистичных критических оценок, в том числе со стороны его родственников, интеллектуальных способностей Николая II. Многие вообще считали его подкаблучником. И, главное, в годину испытания Романовы оказались не способны выполнить главную свою задачу – стоять за свой народ насмерть, до последнего. Вся эта мишура с помазанием, коронованием и т. д. – это форма общественного договора, когда народ присягает царю, а царь народу, и смысл этой присяги со стороны царя – стоять насмерть тогда, когда это необходимо будет для сохранения народа, его ценностей, строя и т. д. Романовы (все) позорно изменили присяге и дезертировали. Сначала отрёкся сам Николай II, потом так же позорно его брат Михаил в пользу неизвестно кого. Дядя государя во главе флотского экипажа привёл батальон, чтобы приветствовать Временное правительство. Посмотрите, какой контраст по сравнению с Александром Ярославичем, прозванным «Невским». На этом фоне переписка и дневник Николая II, откровенно гнусные операции царской семьи с Распутиным, который носил императрице записки, снимая и назначая министров, – всё свидетельствовало о разложении династии. «Маша и Гоша», а именно так называют сейчас самоназванных наследников дома Романовых, являются, соответственно, праправнучкой и прапраправнуком дяди царя, руководившим расстрелом мирного народного шествия в Петербурге в январе 1905 года, которое получило название «Кровавое воскресенье».