Катерина Андреева - Беларуский Донбасс

«Минск не в состоянии проводить полностью независимую политику из-за финансовой зависимости от России, нерешенных двусторонних вопросов и отсутствия экономических реформ в государственном секторе», — говорилось в докладе литовского Департамента безопасности и военной разведки об оценке национальной угрозы Литве, опубликованном в феврале 2019 года. Вряд ли с подобной оценкой согласилось бы беларуское руководство. Но именно такой изначальный взгляд мирового сообщества на Беларусь снижал планку требований к политике Александра Лукашенко. Любое проявление инаковости относительно курса Кремля ценилось очень высоко. Лукашенко же весьма удачно на подобном подходе спекулировал. В сущности, вся его тактика, начиная с марта 2014 года, сводилась к тому, чтобы по мере возможностей дистанцироваться от политики Путина на международной арене и убедить весь мир в том, что Беларусь не является сателлитом России. Но при этом не слишком раздражать Москву и поддерживать ее в наиболее чувствительных вопросах. Лавировал Лукашенко вполне успешно и искусно. Глава Беларуси делал взаимоисключающие заявления и совершал противоречащие друг другу поступки. Адресатом одних был Запад и Украина, адресатом других — Россия.

Подобная противоречивая риторика создавала иллюзию стерильного нейтралитета и непредвзятости. Но в действительности этот нейтралитет был абсолютно пророссийский. И для того чтобы прийти к этому выводу вовсе необязательно разбираться в тонкостях работы беларуских спецслужб в отношении участников в войны на Донбассе, в информационной политике или торговых связях с оккупированными территориями. Достаточно взглянуть на более очевидные вещи. Можно ли, например, считать непредвзятым политику государства, которое в годы войны постоянно проводило совместные военные учения со страной-агрессором и поддерживало Россию в ООН? Можно ли считать в полной степени нейтральным государство, руководитель которого обещает в случае большой войны выступить на стороне России?

Кто-то возразит: Беларусь же сотрудничала и с Украиной, в том числе поставляя продукцию двойного назначения, мол, танки и самолеты ВСУ работали в том числе на беларуских нефтепродуктах. Но ведь и Россия не полностью свернула торговые связи с Украиной: в 2018 году доля российского дизельного топлива на украинском рынке даже превысила долю беларуского [177]. Запрет на экспорт в Украину нефти и нефтепродуктов Кремль ввел только 18 апреля 2019 года — спустя пять лет после начала войны. А «Укроборонпром», как стало известно после расследования Bihus.Info , и вовсе закупал детали военной техники в России. Так что Беларусь в этом вопросе позволила себе не больше (а возможно, даже меньше), чем ее союзник. Ничего удивительного: речь ведь идет не об обычной войне, а о гибридной.

Запад и Украина прекрасно понимают, что о стерильном нейтралитете речи не идет. Вашингтон, Брюссель и Киев ценят позицию Лукашенко вовсе не за миротворческие инициативы и не за Минские соглашения. Они ценят ее за то, что Беларусь не стала участником этого противостояния. Формальная площадка для мирных переговоров в любом случае лучше реальной линии фронта.

Насколько реален был сценарий втягивания Беларуси в войну России с Украиной? Если бы локальный конфликт перерос в большую региональную, а то и мировую войну — остаться в стороне у Беларуси было мало шансов. К тому же, как уже говорилось выше, Лукашенко не раз заявлял о готовности поддержать Россию при таком развитии событий. Однако это — теория. А на практике Россия вела гибридную войну против Украины, в которой сложно было найти место для Беларуси. Не существует никаких свидетельств того, что Путин добивался от своего беларуского союзника военной поддержки в конфликте с Украиной. Нет доказательств того, что Путин в 2014–2015 годах хотел наступать на Киев через территорию Беларуси и уж тем более при участии беларуской армии. Как, впрочем, нет данных и о том, что от подобных планов Путин отказался из-за позиции Лукашенко.

Конечно, в Кремле хотели, чтобы Беларусь более активно поддерживала Россию — например, открыто выступила в поддержку аннексии Крыма. Но, судя по всему, даже в этом вопросе Москва не давила на Минск. Впоследствии Лукашенко утверждал, что у него не было конфликта с российским руководством по данной проблеме и он даже благодарил Путина за «понимание» его позиции по Крыму. Так что неучастие в противостоянии с Украиной и Западом — это не результат смелости Лукашенко или его исключительной неуступчивости в отношениях с Кремлем. Он мог стать участником конфликта, только если бы совершил откровенную и ничем не мотивированную глупость. Лукашенко в 2014 году глупостей в своей внешней политике не допускал. А затем (и тут нужно отдать должное главе Беларуси) талантливо использовал все возможности, которые предоставила ему российско-украинская война.

Политика официального Минска в отношении войны на Донбассе приносила такие дивиденды, что Лукашенко, видимо, всерьез задумался над тем, чтобы добиться для себя более значимой роли. Десять тысяч беларуских миротворцев на Донбассе — это лишь то, о чем мы знаем. А сколько еще предложений осталось за кадром? Какие инициативы обсуждались, например, на встречах (14 января и 4 апреля 2019 года) с кумом Путина Виктором Медведчуком — остается только догадываться. Судя по официальным отчетам, речь шла именно про Донбасс и в целом о российско-украинском конфликте — и, естественно, про возможную роль Беларуси в этих процессах. «Вы владеете информацией и о политике, этой внутренней политической кухне, которая сейчас разворачивается. С точки зрения нашего дальнейшего поведения — Беларуси — нам очень важна ваша информация. Вы должны меня как-то сориентировать в этой ситуации», — говорил Медведчуку Лукашенко. В определенном смысле Донбасс стал идеей-фикс для Лукашенко. «Вы, наверное, заметили, что я слишком часто говорю об Украине, но как иначе: наша страна, близкая», — почти оправдывался Лукашенко на встрече с президентом Молдовы Игорем Додоном 10 апреля 2019 года.

Нельзя исключать, что тема Донбасса на каком-то этапе для Лукашенко вышла за рамки сиюминутного политического контекста. Вероятно, он вполне искренне считает эту войну огромной трагедией для всего постсоветского пространства. И для него стало важно войти в историю не только как первый президент суверенного государства Беларусь, но еще и как президент-миротворец — человек, который способствовал мирному урегулированию конфликта на Донбассе. Недаром он неоднократно патетически заявлял: мол, нельзя оставить эту войну нашим детям, потомки нам этого не простят. То, что мысли о своей исторической миссии соседствуют с конъюнктурным популизмом — закономерно. В конце концов, популизм всегда был частью фирменного политического стиля Лукашенко.